— И вас никогда не смущал его донжуанский список?
— Нет, абсолютно. Наоборот, всегда восхищал.
— Вы многих знали из него?
— Каких-то женщин знала, да.
— Но с вами он вряд ли о них когда-либо разговаривал?
— Почему? Случалось и такое. Но когда я появилась, все это прекратилось. Микаэл Леонович резко оборвал всякий интерес к другим женщинам. Это правда, так действительно было. Просто та степень понимания и близости, которая возникла у нас, не допускала продолжения донжуанского списка.
— Он сильно настрадался от своих предыдущих дам?
— Разочарования всегда ранят. Последняя жена, которая была до меня, изрядно помучила его разводом. Она оказалась очень меркантильной, пыталась отсудить имущество, к которому не имела никакого отношения. Ну, и история с той актрисой тоже сама за себя говорит. Ее предательство он пережил тяжело.
— Он был очень ранимым человеком?
— Были вещи, которые его ранили очень глубоко. Скажем, история с его балетом по сказке Горького «Девушка и Смерть», который собирался ставить Большой театр. Танцевать должны были Людмила Семеняка, Андрис Лиепа, Нина Ананиашвили, Александр Ветров — молодые звезды Большого. Несколько месяцев шли репетиции, были изготовлены декорации, сшиты костюмы. До премьеры оставалось всего ничего, когда в театре разгорелось противостояние между главным балетмейстером Юрием Григоровичем и группой блистательных танцовщиков, прим балета Большого театра.
— Это когда Григорович уволил из театра Екатерину Максимову, Владимира Васильева и других звезд?
— Да. Этим все закончилось. А во время подготовки балета Таривердиева это противостояние перешло в открытую фазу. И «Девушка и Смерть» по случайному совпадению обстоятельств, что называется, попала под руку.
— Почему? При чем здесь Таривердиев?
— Просто потому, что ставила балет французский балетмейстер Вера Боккадоро. А ее считали сторонницей Григоровича, поскольку когда-то он дал ей возможность работать в Большом, поставить два балета, которые долго потом шли в театре. Теперь же обиженные на Григоровича танцовщики решили помешать постановке ее нового балета.
— Да уж... Не повезло так не повезло.
— Микаэл Леонович оказался меж двух огней. Он прекрасно понимал обе противоборствующие стороны — у каждой из них была своя правда. Но при чем здесь его балет? До Таривердиева, конечно же, долетали рассказы о чудовищной обстановке в Большом. Оркестранты, которые находились в эпицентре событий, взывали к Микаэлу Леоновичу: сделайте что-нибудь! И тогда он позвонил Родиону Щедрину, с которым давно дружил, ощущал его как друга, воспринимал его как друга. Они много времени проводили вместе, у них было общее хобби — виндсерфинг. И вот Микаэл Леонович кидается к нему, а в ответ слышит: «Это театр. Там так...»
— Микаэл Леонович рассчитывал, что Щедрин вступится за него, поддержит, скажет какие-то другие слова?
— Ну, что Родион Константинович что-то посоветует. Потому что он все-таки давно был связан с Большим, и через Майю Плисецкую в том числе.
