Вдруг открылась дверь в его комнату и вошла процессия: впереди четырехлетняя дочь Марьянка, за ней — 11-летняя Каринка, а сзади — жена Марина. У Марьянки в руках кухонный топорик — помните, были такие ребристые, чтобы мясо отбивать. Подученная, видимо, мамой, младшенькая протягивает топорик: «Папа, возьми, только ты его не больно и быстро».
Что вы думаете, было дальше?.. После этих криков, зная, что я небогат, что экономлю деньги, потому что влюблен, Либерманы сажали меня за стол со всей семьей и кормили обедом. Такая любовь!
— Самое время сказать о маминой любви. Ведь это она рассмотрела в вас талант.
— Я считаю свою маму идеалом. Она меня сделала. И не потому, что сама в детстве обучалась музыке и передала мне часть своего таланта. В семь лет она уже давала концерты. И если бы не война, не эвакуация в Ташкент и не голод в течение шести лет, кто знает, что было бы из мамы. Но она стала зубным врачом.
Я не был идеальным ребенком в музыке. Иногда капризничал, упрямился. И дважды получил от мамы линейкой по пальцам, потому что не хотел правильно ставить руки. Тогда я обиженно вопил «Бо-о-ольно!» — а сейчас готов целовать эту линейку, потому что могу играть все, что хочу. Постановка рук для профессионального музыканта — невероятно важный момент.
— Принято считать, что вундеркинды лишены детства.
— А это зависит от родителей — как они распределяют время ребенка, учитывая уровень его природного дара. Мама тщательно следила за тем, чтобы я выполнял все задания, проверяла и музыкальные предметы, и общеобразовательные. Как многие, я, конечно, мог подхалтуривать, лениться. Но мама все время поддерживала мой интерес к занятиям. Как? Любовью. Я знал, что меня обожают.
Каждый мой успех вызывал у нее бешеный восторг. Вся семья его обсуждала, но тут же планировала следующий успех, которого я должен достичь. А значит, много работать. Забегая вперед, скажу, что, когда я получил звание заслуженного артиста, дома был громадный праздник. Но мама сразу спросила: «А когда ты получишь народного?» То есть методика сохранялась. И, видимо, для меня это стало ключиком — во мне все время горел элемент честолюбия.
Я ведь занимался не только музыкой. В школе получил три спортивных разряда, принял участие в математической олимпиаде, окончил спецшколу не только по специальности, но и по композиции. Занял призовые места на республиканском конкурсе для молодых музыкантов. Еще и с девочками успевал танцевать и романы заводить. Кроме того, перечитал всю домашнюю библиотеку, а она у нас была весьма солидная.
Не менее важным был непрерывный контакт мамы с педагогом по специальности Еленой Владимировной Иолис. Они жили просто душа в душу. Учительница, проходя мимо меня в школе, могла потрогать лобик, а потом позвонить маме: «Что-то мне Данечка сегодня не нравится. По-моему, у него болел живот, весь бледный, лобик мокрый». И мама тут же проверяла, чем меня накормили в школьном буфете.
— Говорите, что вас сделала мама. А папа?
— Папа ничего не понимал в музыке — ему, как говорится, слон на ухо наступил. Но он был великолепным учителем для глухонемых детей и мне привил любовь к педагогике. Понимая, что у меня есть талант и его надо развивать, папа работал с утра до ночи. А днем порой приходил домой отдохнуть. И вот когда он задремывал, я вместо нот ставил на пюпитр книжку. Музыку папа слышит, а какая она, не важно, думал я. Из-под пальцев все равно изливались мелодии, мозг автоматически что-то фиксировал. Главное — я научился читать книжку и одновременно, не глядя на клавиатуру, играть... Есть ведь такой тип свинга, когда левая рука играет в одном ритме, правая отстает от нее, и получается как будто лук: левая рука — его основа, правая натянута, как тетива со стрелой. При этом мозг работает, как две половинки: одна следит за левой рукой, другая — за правой. Я, конечно, утрирую, но правда ничего особо трудного в том, чтобы читать и играть одновременно, нет. Бывает, я показываю ученикам разные приемы и тогда левой рукой играю и в то же время объясняю, что она делает.
