Вот прийти с проверкой «верхи» могли. Как и спросить, почему играется сплошной Чарли Паркер, а не Соловьев-Седой. Проверяющие ведь тоже не видели разницы между эстрадой и джазом. Ладно, они не музыканты. Но само их отношение — что надо играть, а что не надо — у молодежи вызывало отторжение. Это сейчас мы без всяких указаний играем Соловьева-Седова. Потому что это красивая музыка. И замечательно ложится в джаз.
— А тогда все музыканты искали свой путь...
— Да, советский джаз был вторичным по отношению к американскому: информации очень мало, а изобрести велосипед не так легко. Все, что делали наши джазмены, было идеями и воплощением американцев. Но другого у нас не было, и все воспринималось как «ух ты!», «ах ты!».
Позже период накопления информации перешел в период генерации идей на основе собственного материала. Потому-то я и готов кричать «ура» Лундстрему, Утесову, Дунаевскому, Цфасману, Козлову, Лукьянову. Можно сказать, они подготовили для нас хрестоматию, с которой мы идем дальше.
— Ревность, соперничество было в вашей среде?
— Без этого ни одно искусство не обходится. Соперничество обусловлено уровнем честолюбия. У меня он в норме. Потому что не приводит к тому, чтобы кого-то оболгать, очернить, сказав: «Это бездарно, я играю много лучше». Жизнь и учителя приучили меня стараться быть объективным. Это тяжело. Не всем доступно. Но стремиться нужно.
Многие удивлялись, когда я в начале карьеры звал на свои концерты музыкантов, которые были как минимум на одном исполнительском уровне со мной. А то и лучше. Я приглашал Игоря Бриля. Привез в Россию Валерия Гроховского, который раньше меня начал играть джаз, в основном старые его виды. И до сих пор играет не хуже, а то и лучше меня. Все-таки моя специфика — между классикой и джазом. Так вот, многие удивлялись: зачем вы привозите сильнейших конкурентов? А я и сейчас убежден, что без конкуренции искусство просто невозможно.
Когда в институте я занимался шахматами, тренер учил: хочешь быть перворазрядником — играй с гроссмейстером. Ведь только так можно поднять свою планку. Но часто лидер не терпит людей не то что равных себе, но и приближающихся к его уровню. Мол, лидер должен быть один. По-моему, крайне ошибочная позиция.
Я хорошо начитан и знаю: короля делает свита. Великолепно понимает это и Игорь Бутман, собирая вокруг себя очень талантливых. И моя девушка Юля это знала, потому и знакомила с интересными людьми.
Позже этим занималась моя жена Нелли, которая водила меня к поэтам, на выставки, открывая незнакомый для меня мир. Поначалу было дико скучно. Я ничего не понимал. И не понимал, зачем мне нужен этот мир. Потом стал обнаруживать, что меняется мировоззрение: я иначе оцениваю красоту. Начинаю видеть художественные краски внутри музыкальных оттенков. Удивительные ощущения!
— Нелли сыграла большую роль в вашей жизни. Хотя мама, кажется, готовила для вас другую партию...
— Она прекрасно понимала, что настоящую карьеру надо делать в столицах. И хотела, чтобы я остался в Москве. Но с руководством Гнесинки у меня были не очень хорошие отношения, и я по распределению должен был уехать в город Чайковский Пермской области. Поэтому мама по еврейскому обычаю начала искать мне невесту. И через знакомых — знакомых — знакомых нашла красивую хорошую девочку, дочь генерала. Мы познакомились. Я был не против. Да и она, вероятно, хотела выйти за приличного мальчика. Любви с первого взгляда не возникло. Но мудрая мама сказала: «Ты попробуй, любовь не всегда приходит сразу...»
