Политику театра определяла и определяет Галина Борисовна Волчек. Мы с уважением относимся друг к другу, и я безумно благодарен судьбе за то, что когда-то она была моей партнершей в «Ревизоре». Галина Борисовна удивительная актриса. А вот сотрудничество с Волчек как с режиссером у меня не сложилось. Я не сделал с ней ни одного спектакля, хотя были попытки, пробы. Может оттого, что задавал много лишних вопросов? По делу, по роли — но такая въедливость все равно не очень нравилась, как и моя независимость.
Помню, был распределен вместе с Сережей Гармашом на роль Лопахина в «Вишневом саде». Галина Борисовна считала, что Раневская — главная героиня спектакля, ее много лет играет Неелова, но я не соглашался с такой трактовкой. Да еще ей кто-то напел, что Мищенко не подходит на Лопахина по внешним данным. Вот Гармаш, статный, высокий, настоящий герой, — совсем другое дело. И она сняла меня с роли. Лопахина я сыграл лишь раз, когда «Современник» давал гастроли на Бродвее.
Все же свои главные спектакли сделал с Фокиным. Хотя у нас тоже не всегда складывалось ровно. Однажды начали репетировать Ивана в спектакле «Карамазовы и ад», и вдруг Валера объявляет: «Теперь Ивана будет играть Евгений Миронов, а Мищенко — Смердякова». К Жене у меня не было никаких претензий, но это решение вызвало безумную обиду и боль. Я ведь уже освоил роль, и вдруг ее отняли без всяких объяснений! Душевную рану лечил известным русским способом — «ушел в штопор». Когда перестал ходить на репетиции, руководство поставило вопрос о том, чтобы убрать меня из спектакля. И надо отдать должное Валере — он сказал нет: «Если Мищенко не будет занят, откажусь от постановки».
Вызвал меня. Я приехал. Гуляли по Чистопрудному бульвару. Нарезали круги и разговаривали. Фокин велел: «Приводи себя в порядок и начинай работать. Поверь, я тебе так выстрою роль, что не пожалеешь о замене». И образ Смердякова стал одним из лучших в спектакле. Получился многогранный, странный персонаж! Со вторым, третьим планами. Действительно, не пожалел о том, что сыграл его.
Наверное, много себе напортил в жизни в силу характера и привычки резать правду-матку. Уж в театре-то точно. Однажды к нам приехал президент — поздравить с юбилеем и наградить почетными званиями некоторых артистов. Это проходило в фойе. Я стоял недалеко от Волчек, и в какой-то момент она повернулась ко мне и сказала: «Вот, если бы вкладывался в театр как они, тоже сейчас получил бы народного!»
Сначала у меня было четыре роли в год, потом три, две, а с 2001 года — вообще ни одной на протяжении одиннадцати лет. Галина Борисовна была увлечена другими людьми. Все спектакли делались на них, остальные артисты, и я в том числе, предназначались только для их «обслуживания». Помню, Кирилл Серебренников ставил «Сладкоголосую птицу юности» для Нееловой и предложил небольшую рольку. Я отказался категорически. Он вздохнул:
— Как жаль!
— Вы не представляете, как мне-то жаль, что не удастся с вами поработать! — ответил совершенно искренне.
Не хотелось размениваться по мелочам и тем самым переводить себя в другой разряд актеров. Если соглашаешься на роли второго плана, даешь понять, что тебя это устраивает: мол, продолжайте в том же духе.
Однажды попытался поставить спектакль. Устал сидеть без дела и не мог смотреть на бесхозную молодежь, болтавшуюся только в массовке, вот и предложил: «Ребята, давайте сделаем «На дне»! В то время это произведение было необыкновенно актуально — в стране творилось черт знает что. Собрал молодежь в репзале, раздал бумагу: «Давайте прочтем пьесу, а потом вы напишете, кого хотели бы сыграть. Неважно, если окажется несколько человек на одну роль. Все равно станем репетировать». Думал, руководство инициативу поддержит, ну или хотя бы не зарубит. А ее восприняли в штыки. Пошел слух, что Мищенко хочет устроить в театре переворот. Я ведь замахнулся на святое — когда-то Волчек ставила «На дне» и ее спектакль вошел в историю театра. В «Современнике» решили, что повторяться не стоит.
