Деньги Айседоры, на которые шумно и весело жили в Европе, стремительно таяли, но танцовщица не унывала, рассчитывая на гонорары от запланированных концертов в Соединенных Штатах, куда чета отплыла осенью 1922-го. Однако большинство выступлений американские власти, раздраженные тем, что каждый свой выход на сцену Дункан сопровождала пламенной речью в защиту коммунистических идей, отменили.
В начале февраля 1923 года супруги поднялись на борт лайнера «Джордж Вашингтон» и отбыли во Францию. Айседора почти не выходила из каюты: на прощальном ужине в Нью-Йорке муж наградил ее внушительным синяком под глазом. Тем не менее перед отплытием танцовщица заявила газетчикам: «Не нужны мне ваши роскошные отели. Я лучше буду жить в России на черном хлебе и водке... В России у нас свобода... В вашей стране люди не нуждаются в искусстве».
В августе пара вернулась в Москву и почти сразу же распалась. Есенин покинул Пречистенку и вернулся к Галине Бениславской, которую оставил после знакомства с Дункан. «Была страсть, и большая страсть, — говорил он Галине о бывшей возлюбленной. — Целый год это продолжалось, а потом все прошло и ничего не осталось. Боже мой, какой же я был слепой, где были мои глаза!»
Через год Дункан стояла на балконе второго этажа ушковского особняка и наблюдала, как по Пречистенке проходят девочки в красных туниках, ученицы ее летнего лагеря на Воробьевых горах. Они кричали «ура» и танцевали под аккомпанемент «Интернационала». Денег на школу по-прежнему катастрофически не хватало, и Айседора не знала, где их взять. В письме своему секретарю жаловалась: «Управляющий моим домом № 103 по рю де ла Помп никогда не присылает плату, а здесь почти невозможно заработать и сантима».
Двадцать девятого сентября 1924 года состоялось последнее выступление «товарища Дункан» в Большом театре. На следующий день из того же аэропорта имени Троцкого танцовщица навсегда покинула Россию. (Ирма продолжала вести московскую школу и после смерти своей приемной матери, пока в 1929 году не уехала в Америку.)
Дункан оставалось ровно три года жизни, ее мужу — чуть больше года. Узнав о самоубийстве поэта, Айседора направила в парижские газеты письмо: «Известие о трагической смерти Есенина причинило мне глубочайшую боль. У него была молодость, красота, гений. Неудовлетворенный всеми этими дарами, его дерзкий дух стремился к недостижимому, и он желал, чтобы филистимляне пали пред ним ниц. Он уничтожил свое юное и прекрасное тело, но дух его вечно будет жить в душе русского народа и в душе всех, кто любит поэтов. Между Есениным и мной никогда не было никаких ссор, и мы никогда не были разведены. Я оплакиваю его смерть с болью и отчаянием».
