Самые главные роли в своей жизни он сыграл в театре. Ваню во многие театры приглашали, и при Любимове, и после него, но он остался верен Таганке. Через десять лет после Промокашки Ваня сыграет Моцарта в спектакле «Пир во время чумы». Это была одна из последних его вершин в театре. Моцарт — символ гения и невероятной легкости игры. Это была его роль. Ваня просил режиссера:
— Дайте мне Сальери сыграть.
Любимов ответил:
— Сальери любой сможет, а ты Моцарта сыграй!
Когда он играл в «Ревизской сказке» Акакия Акакиевича, маленький Федя рванул было с места бить морду тому, кто отца обидел. Я вовремя его схватила за рукав. А мама его не узнала: «Я думала, что Ваня только Коробочку играет...»
Уехал из страны Юрий Любимов, в театр пришел режиссер Анатолий Эфрос. Ваня при нем сыграл гениально Сатина в спектакле «На дне». Последние годы Ваня выходил только в спектакле «Владимир Высоцкий», посвященном другу...
Поскольку я в театре постоянно варилась: ходила на спектакли, была там на практике — многое знала и понимала. Он заставлял меня читать сценарии, спрашивал мое мнение. «Родня», например, мне не понравилась, а он сказал: «Но там же Михалков. Он сделает гениально и мне даст сделать то, чего хочу». Ване казалось, что Михалков врет, когда хвалит его. Он был собой недоволен: не то, все не то. И вдруг под душем родилось это: «Марррусь! Ты меня вообще, Маруся, не узнаешь...» Слова у его героя в «Родне» были совсем другими. Мордюкова на съемках обалдела от импровизации Бортника. Снимали эту сцену одним кадром полчаса. У оператора потом спрашивают:
— Ну как?
— Не знаю. Я на Ваню смотрел...
Он был исследователем. Ему все было интересно: наблюдать за людьми, складывать их мимику, жесты, поступки, слова в свою актерскую копилку.
Он знал себе цену. Ему было достаточно, что я его ценила. «Ну как?» — спрашивал. А у меня на лице блаженная улыбка. И все сразу понятно...
От театра Ване дали скромную двухкомнатную квартиру с пятиметровой кухней где-то в начале нулевых годов. Кто-то из гостей сказал с иронией: «Вот так и должен жить великий русский артист».
Вся бытовая техника для него была полной загадкой. Электронный кретинизм. Я купила ему телефон, где была одна кнопка и мое имя — нажал и позвонил. Чтобы телевизор включить, нажимал на пульте все кнопки — глядишь и попадет на ту, что нужно.
