Тут еще подмешивалась папина ревность к Анфисе. Когда я была маленькой, он с семи утра и до десяти вечера пропадал на работе, так что назвать его примерным отцом не могу. А с Анфиской все по-другому. В статусе деда он буквально сошел с ума! Подруги даже интересовались: «Ксень, а ты не ревнуешь? С тобой папа так не возился». Да какой ревнуешь! Душа радуется, глядя на то, что Владимир Валентинович может быть таким нежным...
Сначала в Москву переехала я одна. Мы с Марьяновым затеяли долгий ремонт. В этой квартире жил когда-то Леня Барац с семьей. В одной комнате стояла огромная индийская кровать, на ней спать было невозможно. Первое время укладывались на полу на матрасе. И только после того как все привели в порядок, забрали Анфису. Ей исполнилось три года.
В конце 2015-го доползли до ЗАГСа. Я ничего не педалировала, инициативы не проявляла, мечты о белом платье не мучили. Мы еще не были расписаны, но Марьянов всем представлял меня как свою супругу. Вместе ездили на гастроли. Так хотел Дима. Он говорил: «Я тащусь от того, что называю тебя своей женой. Никогда в жизни не думал, что это такой кайф. Ты украшаешь быт, а не делаешь его рутинным».
Я человек абсолютно домашний, окружила его заботой. Готова была не выходить за порог, варить борщи и печь пироги. У нас не было ссор, кто моет сегодня посуду, кто кому подает чай. Все делала сама с удовольствием. Я — за мужчиной, согласна стать его тенью. Никогда не стремилась к публичности, боялась ее, избегала изо всех сил. Росла в другой атмосфере. Дочь военного, жизнь без софитов. Все выходы в люди происходили благодаря Димкиным уговорам. Он постоянно пытался меня показать, даже на сцену вытаскивал... Мама рассказывала, что на похоронах Марьянова к ней подошла женщина: «Марина, я никогда не видела, чтобы мужчина так хвастался женой. У него рот не закрывался: «А вот мы с Ксенькой, а вот Ксенька...»
При своей необычной внешности я старалась быть стильной, брала юмором, интеллектом. У меня нет ни курносого носика, ни круглого личика. Но мы знаем массу примеров, когда невинная девочка с распахнутыми глазами и длинными локонами вцепляется мертвой хваткой в горло. А за внешностью, может угловатой, мальчишеской, скрывается ранимое, нежное существо.
— И сколько длилась притирка двух таких разных людей?
— Достаточно долго — около двух с половиной лет. Фактически в семье появилось двое детей: мальчику сорок три годика, а девочке — три. И естественно, они стали рвать меня — каждый в свою сторону. Дима ревновал к дочке, капризничал: «Ксенька — моя, она должна сидеть рядом». А у Ксеньки маленький ребенок, который ежесекундно просит: «Мамочка, поиграй, мамочка, давай нарисуем бегемотика». Димочка же хочет срочно поговорить со мной о серьезных материях. Он все прекрасно понимал, но справиться со своими хотелками не мог. Обижался, настроение менялось: «Хочу, чтобы ты сидела со мной, говорила, молчала, спала». А тут появилось существо, которое тоже заявило права на его Ксю.
