— А почему вы не настояли, чтобы Анфиса получила фамилию отца, когда она пошла в школу?
— Всегда считала, что непорядочно мне об этом хлопотать, настаивать. Признаю, пустила все на самотек. Мне казалось, он сам должен оформить документы на ребенка. В августе, за два месяца до смерти, Дима снова завел разговор о ее удочерении:
— Я тебя очень прошу, займись этим.
— Хорошо, возьму для тебя список. А дальше пойдешь сам.
Как интересно, у меня на каждое событие всегда есть документальное свидетельство. Сохранилась «памятка» и об этом дне — маленькая вазочка на полке. Утром иду в юридическую консультацию у Курского вокзала. Мне выдали список документов. Перехожу дорогу, на парапете сидит бабушка. Перед ней на газетке «товар»: фарфоровая собачка, книжка и хрустальная вазочка. У меня последние пятьсот рублей: «Можно эту конфетницу?» Она завернула ее в газетку, положила в коробочку. Приношу домой, достаю вместе со списком. Говорю Диме: «Дальше и пальцем не пошевелю. Сам все собирай».
Нужно было взять справку из милиции, что не судим, медицинское свидетельство, сведения о доходах. А где же найти время, когда мы день за днем с алкоголем дружим? Месяцами у Димы был один и тот же распорядок: спим, потом едем в магазин, опять спим — опять магазин. Потом Дима перешел на доставку, чтобы совсем из дома не выходить.
— И все на глазах у дочери?
— То, что видела Анфиса, меня просто высекало... Так не хотелось, чтобы это ее коснулось. Меня-то, уже закаленную, можно в мясорубку бросать. А ее хотелось уберечь. Но не получилось.
У нас с дочкой очень доверительные отношения. Мы о многом говорили с ней откровенно. Объяснить, подать ситуацию, чтобы не так сильно травмировать, — еще можно, но полностью уберечь нельзя. И я переводила ужасы, которые она наблюдала дома, на анатомический язык. Объясняла, что в такие моменты происходит с папиным организмом. Переключала ее мозг с морального аспекта на медицинский: «Смотри, сейчас вырабатывается переизбыток ферментов, поджелудочная сходит с ума, и от этого рвота, а кровь идет скорее всего потому, что разорвался сосудик от большого напряжения. Это нормально. Не волнуйся». И Анфиса начинала наблюдать за происходящим не эмоционально, а как медик. Я нашла единственный способ...
Дима испытывал чудовищные угрызения совести. Их надо было заглушить новой порцией, иначе невозможно жить. Это замкнутый круг. Чувство вины его убивало.
