И во второй приезд в Ташкент Талгат переселил меня из дешевой гостиницы, забронированной студией, в «Узбекистан». Для этого ему снова понадобился мой паспорт. Заключительным эпизодом фильма «Чужая пятерка» был длинный проход моей героини по школьному коридору. Приехал Талгат, встал за последней колонной, и как только прозвучала команда «Стоп! Снято!», схватил меня в охапку и повлек за собой. Даже переодеться не дал. На улице я увидела старенький «Москвич-412». Казалось, машинка вот-вот рассыплется. Талгат галантно открыл дверь — салон утопал в цветах. Я села в этот букет, и мы поехали. Остановились у высотного жилого здания, вошли внутрь. Сидевшая в одной из комнатушек первого этажа девушка, взяв у Талгата наши паспорта, вместо приветствия спросила у меня:
— Фамилию свою оставите?
Ничегошеньки не понимая, я ответила на автомате:
— Конечно свою.
Талгат умоляюще посмотрел на меня:
— Золотце, возьми мою фамилию. Мне так хочется, чтобы ты носила ее. Хочу, чтобы мы были неразделимы...
Оказалось, ЗАГС в тот день — был понедельник — не работал, но Талгат договорился, чтобы нас расписали без лишних глаз. Свидетелем с моей стороны была директор ЗАГСа, со стороны Талгата — водитель.
Вечером заказала телефонный разговор с Алма-Атой:
— Мама, папа, сядьте, пожалуйста.
— Что случилось?
— У меня все нормально. Я вышла замуж.
Последовала долгая пауза. Наконец папа выдавил:
— Кто он?
— Талгат Нигматулин, актер. Помните, мы вместе снимались? — начала лепетать я, но — бабах! — папа швырнул трубку.
Он пребывал в уверенности, что все артистки — женщины о-о-о-о-чень легкого поведения, и, думаю, устроил маме выговор: мол, это с ее попустительства дочка пошла в кино, а теперь и замуж!
Талгат привел меня к себе в дом, где жил с мамой. И буквально через несколько дней улетел в Таджикистан, на съемки фильма «Время зимних туманов». А я осталась — в чужом городе, в чужой квартире, один на один с чужой женщиной, которая сразу обозначила правила игры: «Называй меня по имени-отчеству — Медина Галиевна». Она оказалась своеобразным человеком. Но благодаря восточному воспитанию я была покладистой келинкой — так на Востоке называют невестку. Несмотря на внутреннюю независимость, все делала так, как велит свекровь.
Мой папа так и не принял Талгата. Работник торговли, он считал: только представители его профессии могут обеспечить семье достойную жизнь. И продолжал твердить, что все актеры — нищие алкоголики. Когда мы приехали в Алма-Ату и выяснилось, что пышной свадьбы не ожидается, мой отец подчеркнул, что еще больше убедился в своей правоте. В свое время мамины родители тоже не приняли отца. На этот аргумент он отвечал: «Да, у нас все случилось без благословения. Но я мечтал, чтобы у детей было красиво и правильно». Талгат в ответ пытался объяснить, что если люди любят друг друга, необязательно устраивать пир на весь мир. Папа не стеснялся в выражениях, Талгат в ответ завелся и ушел жить к друзьям. Хотела последовать за ним, но он остановил: «Нет, тебе надо попытаться наладить отношения с отцом».
