Забрать пытались еще во время выпускных экзаменов — в Афган. И по фигу, что я в трех спектаклях в главных ролях: «У нас недобор!» — говорили в военкомате. Меня уже разыскивали с ментами. Евстигнеев с Радомысленским лично поехали просить за своего студента. Потом майор, когда меня увидел, желваками от злости играл: «Кто ты такой? Обычный люберецкий пацан, чего из-за тебя такая паника? Народный артист, что ли?» Но все-таки кино меня от Афгана спасло — дали отсрочку ради съемок «После дождичка в четверг».
Когда же осенью приехал на распределительный пункт в Ригу, на нем было человек сто дагестанцев, которые в первый же вечер обкурились и стали плясать. Я всю ночь думал, что меня под сурдинку замочат. Но они оказались дружелюбными, быстро выяснили, что я актер, и сообщили: «Повезло тебе, здесь же ансамбль песни и пляски есть!» Повара, актеры и музыканты в армии в чести. Утром я предстал перед двумя майорами — Гуревичем и Фирсовым. Дали задание: «Нужно прочесть что-нибудь патриотическое для партийной конференции в Калининграде». Что, вы думаете, я им прочитал? Шукшина, «Народу-у, мля!..». Они умерли от смеха и давай кричать:
— Он мой!
— Нет, мой! Вы у меня в прошлый раз забрали кларнетиста!
В результате я поехал на конференцию в Калининград со стихотворением Межирова «Есть в военном приказе такие слова» и с предупреждением: «Если ошибешься — сразу в войска». Но я же профессионал! Так что устроился в армии неплохо. А уважение сослуживцев заработал на стрельбах — трижды уложил мишень. Все восемнадцатилетние были в ауте, что старый актер двадцати пяти лет такое выдал. За это спасибо школьному тиру, где прогуливал уроки французского!
Но потом меня уболтали вернуться в Ригу — настойчиво звали в ансамбль песни и пляски. Приезжаю, а его отправляют с концертами в Чернобыль, где только что произошла катастрофа, поднимать песнями и плясками дух ликвидаторов! Мы оказались в двенадцати километрах от реактора и видели, как вертолеты кружат над станцией. Нам ничего не объясняли, но картина была апокалиптическая. Деревни стояли пустые: колодец-журавль за колючей проволокой, собаки бегают — и вдруг видим, сидит дед, который не захотел родной дом покидать. Терять ему нечего...
У меня там обострились все болячки: каждый день мучила изжога, стали чесаться ноги... Мы понимали, конечно, что здесь произошло что-то страшное. Солдат-срочников присылали снимать самый опасный дерн, заливать почву клеем или асфальтом. С первым концертом мы приехали в эстонский полк, они все сделали и хотели поскорее уехать, а приказа нет. И вот мы поем на сцене, а восемьсот солдат отошли в сторону и давай орать свои эстонские песни из протеста. Худшего концерта у меня не было! Потом отправились к уральцам: те асфальтом все закатали, баню переносную на нем соорудили, достали самогонный аппарат и в футбол играют. Совсем другой менталитет!
