Сидя в ложе осветителя, ежедневно получал мастер-класс от лучших актеров страны. Влюбился в Алексея Борзунова — ему мало давали играть, поскольку был остер на язык и не стеснялся посылать куда подальше даже народных. Но лучшего Хлестакова я не видал! Такое на сцене вытворял! Однажды от его сюртука вдруг отлетела пуговица, Борзунов ее тут же схватил с пола и засунул в рот. Городничий от неожиданности говорит:
— Это ж пуговица!
— А? Тьфу! — и Алексей полез под юбку городничихе.
Целый зал школьников зашелся в истерике и не мог угомониться так долго, что уже суфлер вылез из своей будки и цыкнул на зрителей: «Тихо!»
Я сорвал первые аплодисменты во МХАТе, когда красиво выполнил рассвет на спектакле «Мария Стюарт», но в плане актерства меня мхатовцы не поддерживали: «Брось! Не поступишь!» После очередного провала в театральный подошел призывной возраст — пришлось устроиться на военный завод, чтобы не забрили. И я ушел из осветителей, а от отчаяния записался в кружок самодеятельности, которым заведовала Татьяна Романовна Титова, подготовившая многих хороших артистов — Александра Балуева например.
Но и с ее помощью поступил не сразу — случился бурный роман с девушкой Людой из самодеятельности, и я потерял голову. Будучи фанатом фильма «Запах женщины», могу сказать: понравилось, как она пахнет. И этого тогда было достаточно — влюбился, стихи ей читал. Даже поженились, я поселился с супругой и ее родителями. Актерством она была увлечена несерьезно, в миру работала освобожденным секретарем комсомольской организации фирмы «Весна». Так что в плане одежды я был опять упакован — у меня имелась даже вельветовая тройка.
Сам на заводе тоже хорошо получал, но когда с пятой попытки все-таки поступил в Школу-студию МХАТ, пришлось уволиться — учеба отнимала все время. И в семье я вскоре стал обузой: по быту не помогал — только книжки читал как вшивый интеллигент, приносил одну стипендию. Денег, конечно, не хватало — помогала моя мама. У нашей молодой семьи в этом доме была отдельная полка в холодильнике. Большую часть времени я проводил на занятиях, а когда приходил домой, встречал людей, которые не разделяли моих интересов. Первая любовь прошла, и я вдруг понял, что с Людой нам поговорить-то не о чем.
Последней каплей для всех стал такой пердимонокль. Готовлюсь на кухне к экзамену, заходит тесть и достает с моей полки из холодильника банку венгерских жгучих перцев, похожих на черешню. Видно, за компот он их и принял — собрался отхлебнуть. Нет бы мне его остановить, мол, Федор Савелич, не надо, это не то, что вы думаете! Но актерское берет свое: уже интересно увидеть реакцию и положить в актерскую копилочку слезы из глаз, гортанное «кха-а»... Мало того что позволил всему этому произойти, еще и дико расхохотался в финале! Понятно, что мне этого не простили, и в скором времени я уже собрал свои вещи и покинул сию обитель.
