Олег Басилашвили очень помогал в совместных сценах. Я его страшно уважаю за профессионализм. И помогал он очень тактично, потому что на меня авторитетом надавить невозможно.
А вот с Инной Чуриковой отношения не сложились вообще. Мне показалось, она часто включала режим звезды, чего я очень не люблю. На съемочной площадке мы, конечно, не ссорились... Но, например, однажды она меня о чем-то спросила, я стал отвечать, а Инна Михайловна в самом начале моей пламенной тирады просто взяла и вышла.
Позже, когда я уже жил в Израиле, произошла еще одна неприятная и довольно унизительная для меня история. У Чуриковой был какой-то юбилей, мне позвонили с телевидения и предложили снять сюжет: я прилетаю с чужбины (из Израиля) в Москву, иду в «Ленком», мы с артисткой, сыгравшей маму моего беспокойного Мирошникова, встречаемся, я вручаю ей букет. Мне и идея понравилась, и чего ж лишний раз не слетать на халяву в Москву?
В общем, назначили время съемок, приехали мы в театр. На служебном входе нам предлагают Инну Михайловну подождать — она еще не готова выйти. Час стоим, два, я с этим букетом... Ну да ладно. Дождались-таки мы ее королевского выхода, Чурикова окинула меня странноватым взглядом и громко, на все фойе спросила: «А это кто?»
И я, уже начавший было каяться в своем юношеском максимализме в отношении Инны Михайловны (актриса-то она безусловно выдающаяся по российским меркам), мысли о покаянии быстренько оставил. Искренне надеюсь, что людей, верящих в возвышенность актерской профессии и в собственную в связи с этим «богоизбранность», судьба не заставит узнать, насколько это все надуманно и неправильно.
— Может, вы просто из разных социальных слоев, как было в «Курьере»? Вот тусовка немоляевской героини с немыслимым для простого советского человека «А в Париже так не носят»; вот компания Базина... Кстати, сам Федор Дунаевский — он-то к кому был ближе в те годы?
— Социально я был одинаково далек от обоих пластов. Мой герой Иван — сын школьных учителей. Как мы помним, папа женится на молодой и сваливает в Африку. Мама из школьной училки превратилась в училку пэтэушную. В общем, такой почти сельский вариант интеллигенции. Героиня Немоляевой Катя — профессорская дочь: продукты из «Березки», «бубльгум», свитерок, который папа привез с очередной пустой конференции в какой-нибудь братской Чехословакии.
Но был еще и третий слой интеллигенции — из тех, кого я назвал бы интеллигенцией подлинной: научные работники, литераторы, некоторая часть, как ни странно, военных. На даче у моих деда-бабы, к примеру, часто бывали соседи-космонавты. Образованнейшие люди, в шахматы на деньги с ними играть было опасно. Надеюсь, я произошел все-таки от этого третьего слоя. Хотя лживость и этой прослойки тоже очень остро чувствовал. Все эти КСП с «лыжами у печки» сдуло при появлении Большого Бабла. Идейных борцов вроде покойной Валерии Ильиничны Новодворской было наперечет. А в комсомол вступали все подряд. У меня в «медяге» было всего двое некомсомольцев: реально верующий парень, соблюдающий обряды, и я. Меня не приняли бы, даже если б я очень сильно захотел.