В купе поезда ездить стало невозможно: «О, так это вы! Как прекрасно, что вы это вы! Я угощу вас своей курочкой!» Или самогоном, или папироской и так далее. Отказаться сложно. Ты можешь залезть на верхнюю полку, уткнуться носом в стену и даже храпеть, но рано или поздно кто-то тебя растолкает с животрепещущим вопросом: «Эт-т-а-а... А Чурикова ваще как?» И ничего с этим не поделаешь, приходится свеситься из своего убежища и доверительно сообщить: «Да нормально!»
При том успехе, который имел фильм, несколько лет должно было пройти, чтобы до тебя перестали докапываться. Ну или сразу и радикально внешность поменять. Привыкнуть к навязчивому вниманию нельзя — это очень некомфортно. Наши люди и чувство такта — сочетание редкое. У кого-то это чувство таки есть, но почему-то эти люди со мной в одном поезде не ездили.
В славе был большой материальный плюс. Семьдесят рублей, больничная моя зарплата, оказались несопоставимыми с семьюстами за неделю, которые я зарабатывал, покатавшись по Русскому Северу с творческими встречами. Брал с собой гитару, исполнял что-то из репертуара Гребенщикова, Цоя, отвечал на вопросы. Народ интересовали в основном две темы: как я попал в кино и вдул ли Немоляевой. Серьезно говорю, это волновало все слои населения, потому и программы для выступления на авианосцах и на зонах были совершенно идентичными. Тоже скучно. Но жить с деньгами, как известно, приятнее, чем без денег. Тем более что жил я к тому времени уже в ГДР.
— Как тебя туда занесло?
— На родной станции метро «Юго-Западная» в советское время было настоящее поселение немцев, до сих пор существующее и процветающее. Немецкие дети ходили в отдельную школу, но некоторые считали, что в нашей образование давали более качественное. Поэтому Карл и оказался со мной за одной партой. Мы дружили. Когда нам исполнилось по шестнадцать лет, родители его забрали в Берлин, а мне вскоре прислали приглашение. В общем, жил я в Германии, сюда выезжая на съемки или творческие встречи.
Потом у меня случилась известная картина «Дорогая Елена Сергеевна», вскоре после нее «Небеса обетованные» (там, правда, Рязанов мою роль практически подчистую вырезал). Но идти по кинематографической стезе не хотелось. Я упорно не воспринимал актерство как профессию. Ну и вдобавок ремесло это отдавало каким-то эксгибиционизмом, нарциссизмом, короче — вещами, к которым я не имел ни малейшей склонности. Артист должен быть обаятельным, всем нравиться. Тяжкий труд на самом-то деле. А я хотел быть таким, какой есть. До сих пор думаю, что не мужская это профессия — ждать у окошка, когда тебе позвонят.
