В 1950 году во время голосования на выборах в Верховный Совет СССР вождь очень низко наклонил голову и козырек фуражки закрыл лицо. Давать такую фотографию в газеты было нельзя. Пришлось прибегнуть к фотомонтажу, о чем знали только сам Ковригин, Кузовкин и художник Владимир Данилов. Нашли в архиве схожую по ракурсу фотографию Сталина с других выборов, вырезали голову и приклеили на место той, что с закрытым лицом. Потом пересняли, отретушировали.
Результат совместной работы получился отличный, в редакциях газет, куда было отправлено фото, никому и в ум не пришло, что это монтаж. И вдруг как гром среди ясного неба — одно из американских изданий публикует снимок без ретуши, на котором четко видно: голова вождя приклеена. Рядом — язвительно-недоуменный комментарий. Как промежуточный вариант попал в США, мне неизвестно. Были всякие предположения: лаборанты, отправлявшие материал в зарубежные пресс-агентства, перепутали негативы, кто-то намеренно «слил»...
Ковригина арестовали, на допросе он взял вину на себя — не сдал ни Кузовкина, ни художника. Сказал: «Я все сделал один. И никто, кроме меня, о монтаже не знал». Несколько дней из фотографа выбивали признание в заговоре против вождя. От расстрела спас фотопортрет Сталина, висевший в кабинете следователя. Самый известный, с трубкой. Когда Ковригин сказал, что это его работа, следователь не поверил. Но наведя справки и убедившись, что это так, смягчил статью. Вадима Владимировича отправили на поселение в Казахстан. После реабилитации в 1956 году Ковригин вернулся в Москву, и Николай Васильевич Кузовкин, помня, что обязан фотографу жизнью, взял его в штат.
Моим первым заданием в качестве стажера была командировка в Тамбовскую область. Я растерялся:
— Ноябрь на дворе, поля в снегу — никаких работ. Чего там снимать-то?
— Но деревенские на зиму в спячку не впадают! — отрезал Кузовкин. — Живут, работают.
В аэропорту Тамбова меня встречал секретарь обкома по сельскому хозяйству — приезд тассовского корреспондента в ту пору был серьезным событием. Сейчас уже не вспомню: сам совхоз «Арженка» в качестве объекта выбрал или кто посоветовал, но его директор очаровал меня с первой минуты: в дохе, высокой папахе, белоснежных валенках, статный, громогласный, уверенный в себе.
Купец — да и только! Несколько часов кряду рассказывал, какое у него крепкое хозяйство и грандиозные планы. Я сделал снимки, сочинил подписи под ними и отправил фоторепортаж в редакцию. Вечером в тамбовскую гостиницу, где остановился, позвонил Кузовкин: «Молодец! Хорошая работа — я тобой доволен. Отправили фоторепортаж по шестистам адресам».
