После этой встречи с «Маем» решили разобраться всерьез. Прокуратура инкриминировала нам финансовые нарушения. Группа зарабатывала огромные по тем временам деньги, счет шел на миллионы рублей, а ведь официальная ставка артиста за выступление не превышала четырнадцати рублей. Существовал один важный документ, он был подписан в идеологическом отделе ЦК КПСС. В соответствии с этим документом мы получали заработную плату в Москонцерте на условиях эксперимента: нам полагался один рубль с каждого проданного билета. За вычетом тринадцати процентов подоходного налога. То есть те суммы, которыми мы оперировали и которые так раздражали наших недоброжелателей, не были незаконным доходом.
В прокуратуре не знали об этом, пытаясь возбудить против меня дело по статье «Хищение социалистической собственности в особо крупном размере», наказание вплоть до высшей меры (расстрел). Задержали нескольких администраторов группы, пытались у них получить сведения, где деньги «Ласкового мая», выбить компромат на меня. В общем, это был тяжелый для нас период, но мы выстояли, продолжили выступать и собирать стадионы.
Кто мог тогда реально составить конкуренцию в нашей нише? Ни группа «На-На», ни Андрей Губин со своим «Мальчиком-бродягой»... Могу назвать только Женю Белоусова. Он взлетел на трех песнях, главным хитом стала, конечно, «Девочка моя синеглазая». Это был настоящий талант.
Бари Каримович Алибасов, конструируя группу «На-На», никак не мог вырваться из плена своей первой команды — «Интеграла». Отсюда музыкальная эклектика в репертуаре, шараханья из стороны в сторону. То это чистый европоп — стиль, в котором работал и наш коллектив, то крен в сторону рока, то оголтелая советчина на грани комсомольской песни. То он своих ребят обтянет во что-то блестящее, то совсем разденет... Так было и в саратовской группе «Интеграл». Бари Каримович, к сожалению, оказался продюсером одного формата. И когда у него появился Женя Белоусов — он начинал в Саратовской филармонии, — который обладал огромными возможностями, Бари начал ломать его под уже устоявшийся стереотип. А Женя был ближе всего к нашей творческой концепции. И мог на этом пути достичь выдающихся результатов — если бы не бесконечная тоска, любовные дела, разводы. Потом пристрастие к алкоголю, развал бизнеса, которым он занимался, — этот чертов ликеро-водочный завод... Если бы продюсером Белоусова был я, все перечисленные здесь отрицательные факторы исчезли бы из его жизни. Он занимался бы творчеством и в этом отношении вышел бы на уровень «Ласкового мая». Но такого продюсера, сильного человека рядом не оказалось. Очень жаль, потому что именно в Евгении я видел наше продолжение.
