Но душой коллектива был Юра Гуров. Он за ребят всегда передо мной заступался в случае каких-то разборок, на правах лидера их прикрывал, кого-то просил не увольнять, кого-то — не штрафовать. Но иногда и Гуров получал по шее. Редко, поскольку был очень воспитанным, хорошим парнем. Но подросток остается подростком. Ребята должны были знать, на что способен Разин, и не нарываться. Тем более что я о них хорошо заботился.
Как только появились первые компьютеры, они тут же были куплены для мальчишек. Передвигались солисты исключительно на лимузине «Чайка» или на «мерседесе». Зарабатывали они очень хорошо: полторы тысячи рублей в месяц, при том что средняя по стране зарплата была сто пятьдесят. Шатунов отхватил больше всех — десять миллионов долларов, потому что как «лицо группы» получал вдвое больше остальных.
«Ласковый май» был очень успешен и любим миллионами зрителей. Думаю, именно поэтому отечественный шоу-бизнес нас ненавидел. Я не могу назвать ни одной звезды, которая похвалила бы нашу группу. Открыто говорили, что мы — кучка бездарностей — нагло захватили российскую эстраду, забираем все бабки. И цифры, конечно, говорили в нашу пользу: мы тогда собирали в «Олимпийском» аншлагов больше, чем «Рождественские встречи» Аллы Пугачевой. Горстка малолетних пацанов против суперзвезд! Разумеется, мэтры воспринимали это как удар по своему престижу. Именно с их подачи на встрече председателя Совета министров Николая Рыжкова с народными депутатами СССР встал вопрос о «Ласковом мае».
Это можно проверить по публикации в газете «Советская Россия» от двадцать пятого марта 1990 года. Кто-то донес до министра культуры Николая Губенко информацию о том, что якобы Разин на гастролях в Риге потребовал девять тысяч рублей за каждый концерт сверх оговоренной суммы. Ему этих денег не дали, и группа уехала, сорвав гастроли. Это вызвало возмущение. Никаких гастролей мы никогда не срывали, ничего сверх оговоренного не требовали. Да и зачем требовать, если гонорар и так был десять тысяч рублей — высокая планка по тем временам! Но Губенко об этом не знал, известие о «наглом поведении» «Ласкового мая» его возмутило. Было обидно, что Николай Николаевич, сам воспитанник детского дома, выступил против группы детей-сирот, поверив наговору.
