— Меньшов же у вас играл вместе с Алентовой в спектакле «Любовь. Письма»...
— Он никогда не был в труппе театра, но этот приглашенный артист был даже больше «наш», чем иной штатный. Владимир Валентинович ведь ходил на все наши премьеры и значимые события. И хотя занимался совсем другим — кинематографом, чувствовал какую-то связь с нашим театром. И я это ощущал...
— Какие задачи вы поставили перед собой как перед худруком?
— Назначение было очень неожиданным, оно сильно изменило ход моей жизни. До этого я просто ставил спектакли и не представлял, насколько это другое существование — быть худруком. И потом долго не знал, как это — руководить, я же этому не учился. Первое время после назначения звонил Табакову и спрашивал, как встать за штурвал всего этого. Да, театр был не в лучшем состоянии. Тем не менее спектакли шли, что-то репетировалось, а я должен был начать новую жизнь. И очень аккуратно присматриваясь, я начал работать.
Общий настрой труппы был в упадке. Менялись худруки, но административная и хозяйственная часть вросла корнями. Эти почтенные люди сидели здесь по 40 лет и в своей работе руководствовались понятиями такой же давности. Мой друг художник Зиновий Марголин оценил обстановку и сказал: «У тебя ничего не получится. Стены рушатся, большинству сотрудников за семьдесят. А хозяином театра является директор, но не ты. Плохо продаются билеты, зритель в основном случайный — шел по бульвару и решил зайти. В общем, Женя, через годик тебе надо отсюда валить». Но я потихоньку начал прирастать к этому месту. Хотя и не чувствовал себя главным в этом доме.
А вскоре директору театра не продлили контракт, и мне предложили совместить работу худрука с этой должностью. Но закупка туалетной бумаги и организация пожарной охраны — это не просто не мое, это «анти-я». Однако Олег Табаков, который всегда совмещал должности директора и худрука, убеждал: «Пока не будешь знать весь театральный механизм — как проводятся тендеры, как заключаются контракты, кто делает декорации, чистит крышу театра от снега или печатает афиши, хозяином театра не станешь...»
Так я стал еще и директором. И даже немного задержался на этом посту, надо было пораньше найти себе союзника. Сейчас в театре замечательный директор - Владимир Жуков. Но только пройдя всю школу директорства, я понял, что такое быть худруком. Как бы директор ни сделал ремонт, никто не скажет, что это он сошел с ума и покрасил потолок в черный цвет. Все скажут: «Это Писарев умом тронулся». Если хочешь, чтобы был театр Писарева, полностью отвечай в нем за все, в том числе и за цвет потолка. Конечно, было непросто. И я не скажу, что в должности директора добился таких же успехов, как в должности худрука. Потому что ремонт, который с момента моего прихода анонсируется каждый год, все время отодвигался. Только сейчас мы начали поэтапно что-то делать.
— Поэтапно?
— Да, без отселения. Мы несколько раз собирались переезжать во Дворец на Яузе (это обычная практика для московских театров, в которых идет капитальный ремонт). Но всегда что-то срывалось — то не хватало денег, то кто-то нас опережал. В итоге артисты счастливы, что остались работать в любимом здании в центре Москвы. Но я-то знаю, насколько хрупкие здесь стены, насколько изношенные коммуникации. Это же очень старое здание, которое много раз перестраивалось. В нем меняли, наращивали стены, но фундамент остался тот же. И теперь он — пыль, заплатка на заплатке. Можно устроить «потемкинские деревни» — покрасить стены, поменять люстры, но внутри все равно труха. Поэтому надо менять фундамент, перекрытия, трубы.
