— Куда пошли работать после окончания Школы-студии МХАТ?
— Во время учебы наш педагог профессор Виталий Яковлевич Виленкин, который очень хотел, чтобы я пошел в «Современник», познакомил меня с Игорем Владимировичем Квашой. Но я не рискнул прийти в труппу, где были сплошные мэтры и звезды. К тому же я человек компании, а весь наш курс Еремин пригласил работать к себе, в Театр Пушкина. Я позвонил Кваше, признался, что в «Современник» не пойду, а он сказал: «Всю жизнь будешь об этом жалеть». Но я сделал свой выбор. И не ошибся. Потому что в те времена начинающему артисту идти в такой звездный театр, как «Современник», было совсем уж пропащим делом.
Так я попал в Театр имени Пушкина. Шел 1993-й год, уже не было Советского Союза, наступило голодное время, и людям было точно не до Мельпомены. Да и мы, бывшие студенты, понимали, что Пушкинский в то время был не самым популярным театром. Точнее — не самым удачливым, ему как будто все время не везло. Сюда приходили хорошие артисты, хорошие режиссеры, но зритель все равно не ходил. Это было какое-то неуютное, пропащее место.
— Да уж, как тут не поверить в проклятие Коонен...
— Сначала жизнь моя в театре была довольно неинтересной и безденежной. И все мои романтические мечты и представления быстро рухнули. Но именно благодаря тому, что здесь у меня в качестве актера не очень складывалось, я решил попробовать силы в режиссуре. И Еремин дал мне такую возможность. Вместе с моим однокурсником Денисом Филимоновым я поставил спектакль «Остров сокровищ», который идет до сих пор — скоро уж 30 лет!
— Ликовали, когда впервые увидели на сцене свое творение?
— Да нет. Если бы мечтал о карьере режиссера, наверное, что-то подобное испытывал бы. Но я начал ставить просто потому, что энергии у меня было очень много, а быть артистом становилось все менее интересно. Я мог хорошо сыграть, мог хуже, но от этого ничего не менялось. А в новом, режиссерском качестве у меня «поперло»: работал ассистентом у Еремина, потом у сменившего его Романа Козака — все время сам просился помогать. И ставил спектакли: «Любовь и всякое такое», «Ревизора», «Кота в сапогах».
— Быстро ушли из артистов?
— Не сразу. Думал: может быть, если здесь у меня не складывается, то на стороне сложится? В Театре Табакова сыграл в «Старом квартале» в постановке Андрея Житинкина, еще у меня была главная роль в «Серебряном веке», который Еремин поставил в Театре Моссовета. И к Деклану Доннеллану на кастинг в спектакль «Двенадцатая ночь» пришел как актер. Но он увидел в резюме, что я поставил несколько спектаклей, и сказал: «Как артист вы все неплохо делаете. Но я сейчас ищу ассистента режиссера, не хотите попробовать? Надо будет принять спектакль «Борис Годунов», который я уже выпустил — делать вводы, адаптировать его к разным площадкам, потому что это гастрольный проект. И в «Двенадцатую ночь», куда вы пробуетесь, тоже хочу взять вас своим ассистентом...»
Я подумал и согласился. Таким образом, со всех сторон судьба толкала меня в сторону режиссуры. И хотя я от этого отбивался как мог, вскоре основной моей работой стала режиссерская. Я сидел на двух стульях — работал и как режиссер, и как артист — до 2005 года, пока не поставил на этой сцене спектакль «Одолжите тенора!»...
— Который стал театральным событием.
— И после премьеры которого меня в свои театры одновременно пригласили ставить спектакли Марк Анатольевич Захаров, Александр Анатольевич Ширвиндт и Олег Павлович Табаков. Меня, артиста без режиссерского образования! Олег Павлович, думаю, забыл, как звонил мне домой и приглашал к себе учиться. Да, я играл у него в «Табакерке», преподавал в Школе-студии МХАТ, где он был ректором. Но, думаю, я не привлекал его как артист. Неплохой мальчик, но, конечно, не Женька Миронов и не Вовка Машков. А когда я сделал «Одолжите тенора!», он позвал меня в качестве режиссера. Я сказал:
