Даже когда я ушел из МХТ в Театр Пушкина в качестве художественного руководителя, Табаков меня отпустил, но не бросил. Приходил вот в этот кабинет, усаживался в мое кресло, расспрашивал — как, что. Он перестал быть моим начальником, но остался близким человеком. Мы не теряли связь до конца его жизни. А за полгода до его ухода в «Табакерке» я поставил спектакль «Кинастон». Это был последний новый спектакль, который Олег Павлович посмотрел в своем театре. В сентябре у нас была премьера. На прогоне, выйдя на сцену, он делал замечания, уже держась за трос, висевший в декорации. А в ноябре попал в больницу...
— Табаков вас явно любил. А мог поругать?
— Олег Павлович меня жалел и жестко не критиковал. Он переживал, что я мягкотелый, говорил: «Ты слишком интеллигентный...» У Табакова всегда была такая позиция: в жизни выживает сильнейший и в ней действует закон джунглей, безжалостная конкуренция. Я это все с большим вниманием слушал. Но тем не менее не снимал артиста с роли, если у него не получается, как это не раз делал Олег Павлович, — предпочитал еще с человеком поработать. Я считал и считаю, что человеческие связи и моя ответственность — раз уж я назначил артиста на роль — важнее сиюминутного результата и успеха. А Табаков так любил успех! Я понимаю и люблю его за это. Но я другой.
Наверное, только с его характером можно было руководить такой гигантской корпорацией — МХТ с тремя сценами и «Табакеркой» с двумя. Но я, слава Богу, не руковожу таким большим предприятием. Возглавляю театр, в котором всех сотрудников знаю по именам, отчествам и фамилиям. А когда у тебя работают сотни, тысячи человек — это невозможно.
— Вы сказали: «Слава Богу, я не руковожу большим театром...»
— Это чистая правда. Когда возникали разговоры: «А давайте Писарева позовем в какой-нибудь академический театр с большой труппой» — боялся этого ужасно. Потому что то, что у меня получилось в Театре имени Пушкина — а я считаю, что получилось, — в огромном коллективе может не получиться. Вот Женовач организовал и прекрасно существовал в своем маленьком, практически семейном театре. А с огромным МХТ не смог справиться. А Олег Павлович Табаков — глыба, мог руководить огромным «комбинатом», в котором действуют другие законы, нежели в небольшой компании. Я нахожусь где-то посередине: у меня не такой маленький театр, как у Женовача, и не такой большой, какой был у Табакова.
— Вы пришли в Пушкинский театр как актер, потом начали ставить спектакли. А как стали худруком?
— С одной стороны, все произошло при трагических обстоятельствах: в 2010 году умер Роман Козак, и только поэтому я стал руководителем. С другой — это было вполне логичное предложение... Когда Рома пришел сюда, в театре наконец-то начало что-то происходить. Появились новые спектакли, пришли молодые артисты, зрители заполнили зал. Но только театр показал «признаки жизни», Роман тяжело заболел и вскоре умер. Как будто откуда-то сверху сказали: «Видите, ничего здесь не получается, все равно это проклятое место».
После смерти Козака возглавить Театр Пушкина предложили мне. К этому я был совершенно не готов. Мне 38 лет, я прекрасно чувствовал себя у Табакова. И не хотел расставаться с МХТ — ни с той компанией, ни с теми бюджетами и зарплатами. Но, с другой стороны, в беду попал театр, в котором я до этого проработал 13 лет. Здесь остались мои сокурсники, мои педагоги, мои ученики — Саша Урсуляк, Настя Лебедева, Саша Матросов. И я пришел сюда на помощь.
