Да что там говорить?! Даже свой медовый месяц Козима и Ганс, обвенчавшиеся в августе 1857-го, провели в гостях у Вагнера. Рихард, изгнанный из родной Германии за участие в революционных событиях 1848 года, жил тогда неподалеку от Цюриха в маленьком коттедже «Приют», построенном для него меценатом Отто Везендонком. Здесь он работал над оперой «Тристан и Изольда» и несмотря на наличие рядом законной жены, переживал страстное увлечение супругой своего мецената Матильдой. До Козимы ли ему было? Да и саму дочь, как считал Лист, должна была насторожить некоторая нечистоплотность Вагнера в любовных делах. Но все получилось иначе...
Мощные токи страсти, пронизывавшие весь дом, возможно, впервые заставили Козиму посмотреть на Вагнера не только как на отцовского друга, но и как на пылкого, молодого душой мужчину, способного на яркие чувства. И хотя до того дня, когда страсть к Рихарду созрела в ее сердце, оставалось еще долгих семь лет, Лист теперь был почти уверен: первые ростки взаимного влечения незаметно для самих будущих влюбленных зародились уже в то лето. Думая об этом, он не знал, за что следует корить себя больше: за то, что не разглядел беды с самого начала и не предостерег дочь, или за то, что разглядев, предостерегал слишком настойчиво.
Почему, ну почему он был так непростительно невнимателен к Козиме? Почему не заметил тревогу, плескавшуюся в ее глазах роковой осенью 1864-го? Теперь он был уверен, что заявив о желании поехать с отцом в Париж навестить заболевшую бабушку, Козима безотчетно искала у него защиты от того неугасимого пожара, что разгорался в ее жизни. Позже, много позже он узнал: уезжая с ним, дочь, все еще остававшаяся женой фон Бюлова, уже знала, что беременна от Рихарда Вагнера...
Возможно, поговори Лист с дочерью по душам тогда, вся история их последующих отношений сложилась бы иначе. Сколько раз во время той поездки — сначала в Париж, а после на могилу Бландины в Сен-Тропе — он ловил смущенный взгляд Козимы, будто ждавшей от отца каких-то очень важных для нее слов. Но он так и не нашел их... Не потому ли, что тогда ему куда важнее переживаний Козимы было разобраться с личными проблемами?
В середине 1840-х Ференц и мать его троих детей графиня Мари д’Агу окончательно разъехались. Их расставание не было слишком драматическим, хотя груз взаимных претензий накопился немалый. Мари упрекала Листа в том, что он очень много гастролирует, порой слишком снисходительно принимая восторги экзальтированных поклонниц. Что тратит уйму времени на благотворительные концерты в пользу едва ли не всех европейских больниц и богаделен. В том, что не уделяет должного внимания ей и детям... Лист же в свою очередь был глубоко уязвлен ее нежеланием добиваться развода с мужем.