Тем же вечером потрясенный Михаил написал матушке в Петербург: «Мы отыскали тут с Зданевичем одного местного живописца-самоучку, собственно, видели его живопись, а его самого просили доставить к нам, как только появится. Человек прямо гениальный. Если удастся познакомиться, непременно пригласим его на нашу выставку на следующий год». И попросил выслать денег — молодые люди решили выкупить несколько картин Пиросмана, так назвал художника духанщик.
Вскоре в Тифлис приехал и младший брат Зданевича Илья, восемнадцатилетний студент юридического факультета. Появление энергичного и деятельного юноши пришлось как нельзя кстати. Решили исследовать город на предмет других картин, а также непременно отыскать самого художника: «Ведь этот человек живет где-то рядом с нами, ходит по тем же улицам, обедает в тех же местах».
Несколько дней ушло на блуждание по базарам и закоулкам. Друзья обходили духан за духаном — таких кабачков, где мужчины собирались, чтобы обсудить последние новости, в Тифлисе насчитывалось около двухсот. А еще столько же винных погребов и трактиров. И каждое заведение в Верийском квартале, в Дидубе, в Ортачалах потрясало новыми открытиями — бездомный гений превратил в персональную галерею почти весь город.
На вопрос Кирилла, можно ли увидеть удивительного живописца, духанщики обычно отвечали: «Кацо, где ты был раньше? Вот только что ушел! Зайди завтра, может, появится». Они заходили наутро — и история повторялась.
Наконец кто-то из посетителей обронил, что сегодня Никала, кажется, собирался писать какую-то вывеску на Молоканской улице. Друзья помчались туда и действительно увидели высокого худого человека в рваном черном пиджаке и мягкой фетровой шляпе, который, стоя на тротуаре возле небольшой лавки, выводил на беленой стене надпись «Молочная».
Молодые люди подошли, поздоровались. Пиросмани с достоинством поклонился, но работу не прервал. Волнуясь и перебивая друг друга, студенты принялись объяснять, что им нужно, но выходило сумбурно и путано. Не обращая на них внимания, живописец продолжал заниматься своим делом. Отчаявшись достучаться до него, Ле-Дантю неожиданно выпалил: «А знаете ли, уважаемый, что вы не просто художник, а великий художник?» Никала замер, подняв руку с кистью, медленно повернулся и с изумлением взглянул на стоящую перед ним компанию. Видимо, услышанное показалось ему невероятным. Кирилла поразили его большие черные глаза и бледное лицо, напоминающее лики святых с грузинских фресок.
