Во время своих занятий отец получил множество синяков и ссадин, но научился и седлать коня на ходу, и висеть на нем вниз головой. Еще на съемках по собственному почину занялся метанием молота. Говорил, что раскручиваясь с тяжелым снарядом вокруг своей оси, чувствовал, будто превращается в центрифугу, а метнув молот, ощущал выброс огромного заряда энергии, что помогало в создании образа непокорного цыгана.
Лотяну, верный своему методу заставлять актеров работать на пике возможностей, для танца Рады и Зобара приказал постелить... горячий металлический лист, на котором они танцевали босиком. Или взять другую сцену, где оба катятся по крутому откосу в реку. Пролетев по острым камням, свалились в ледяную воду — стояла поздняя осень. Тиса в том месте оказалась глубокой и бурной, течение захлестывало. Из группы кричали, спрашивали нужна ли помощь, но отец отвечал им из последних сил: «Нет!» Поборов стихию, выбрался с партнершей на берег и со счастливой улыбкой понес ее на руках. Он был отчаянным, но по-настоящему испугался, когда репетировали финальную сцену, где Зобар убивает Раду. На грудь Светлане прикрепили пластину, и вдруг нож вошел в нее подозрительно мягко. На папином лице отразился неподдельный ужас, который запечатлела кинопленка: он не знал, что бутафоры все продумали.
Когда фильм вышел на экраны, на Григориу обрушилась всесоюзная слава. Отныне отца воспринимали только как Лойко Зобара, даже отправляли письма на это имя. Ему предлагали сниматься за границей, в Италии например, но наши чиновники дальше ГДР поработать не отпустили. Звал и один болливудский режиссер, Григориу очень подходил ему по типажу — туда бы поехать разрешили, но отец в то время был занят. А кроме того, не относился серьезно к индийскому кино. Хотя интересный мог бы получиться эксперимент.
