В последнее время, когда Александр Моисеевич был уже признан и обласкан властями, очень многие обращались к нему с самыми разнообразными просьбами. В том числе и за одобрением своих литературных поползновений. Я, честно говоря, не знала, что он уже сыт по горло чтением самодеятельных авторов, когда попросила его прочитать один сценарий. Я в то время была занята переделыванием плохого сценария в хороший. И уже что-то стало получаться.
— Конечно, приноси, я прочитаю, — согласился Александр Моисеевич, а потом сказал, что приходил к нему какой-то человек, назвался моим другом, принес пьесу.
— Никаких друзей, Александр Моисеевич, я к вам не присылала. Это какой-то самозванец. Ну, а пьеса-то хорошая?
— Чудовищная, — с тоской сказал Володин.
— А зачем читали?
— Неудобно было отказать, он очень просил.
Мой сценарий он прочитал быстро и сразу позвонил. Сказал, что уже в постели перед сном хотел прочитать две-три странички, но не заметил, как дочитал все. Хотелось знать, чем закончится. «Я очень вошел в твое настроение» — эти слова у меня записаны. Я бегло записывала его замечания, чтобы передать соавтору. Сильно не хвалил, подсказал много ценного, советовал сократить: «А вот финал мне очень понравился».
Потом, когда этот сценарий попал в производство, первое, что поменяли чужие руки, — финал. И от моих правок, и от володинских советов пух и перья полетели. Когда я прочитала новый вариант, рыдала как белуга. Но Володина уже не было, некому было пожаловаться.
В день 80-летия Володина я должна была быть в другом городе. Неожиданно поездка отменилась, и я побежала вечером 10 февраля в Дом актера. Замечательно, остроумно и изящно вел вечер Вадим Жук. И все выступавшие были на высоте. В конце вечера они все собрались на сцене, пригласили Володина. Так и не полюбил он чествования, а ведь в последние годы их у него было — хоть отбавляй! И в этот раз он не сказал в финале ничего чересчур серьезного, больше шутил, чтобы снизить пафосность момента. Вдруг увидел меня в зале и стал звать на сцену: «Лариса, иди сюда! Ты помнишь наш спектакль? Помнишь, как ты кричала — я скучаю по тебе?» Я не знала, как себя вести и что говорить, ведь все уже было сказано, но он звал, и я вышла на сцену. Прочитала незатейливые стишки, которые сочинила для него еще с утра.
Я не солгу Вам — молодость
Прошла, ее уж нет.
Но в старости, но в холоде
Ее храним мы свет.
А был он ярким, подлинным,
Так трепетно сиял.
Любимый мой, Володин мой!
Мой светлый идеал.
На следующий день он позвонил:
— Поедем со мной в писательский клуб? Они сегодня устраивают вечер для меня. Почитаешь свои стихи.
— Мои стихи?! Кому они нужны?
— Поедем, не упирайся, они пришлют за мной машину, ты ведь рядом живешь.
Он так хотел, и я поехала.
В небольшом помещении было людно, и все активно общались. Гомон на время стих, когда за столик для выступающих сел Володин и еще кто-то, но потом возобновился снова. Выступавших слушали плохо. Входили, выходили. «Что ж, видимо, здесь так принято», — успокаивала я саму себя. Думала тихо отсидеться, но Володин хотел, чтобы я прочитала стихи. Я прочитала:
