Я растерялась, пыталась как-то оправдываться, лепетала, что все актеры получают от него замечания и советы, кроме меня. Георгий Александрович возражал: по поводу чего он должен давать советы, если артистка ничего не приносит на репетиции, ничего не предлагает? Я продолжала жалобно оправдываться: не смею ничего предлагать такому авторитету, репетирую по наитию, как бог на душу положит, жду директив и установок от режиссера.
Мастер был краток: чтобы заказать у портного костюмчик, нужно для начала купить подходящую ткань, а уж потом можно будет обсудить с ним фасончик и форму пуговиц, которые следует подобрать. Он как режиссер должен понять и почувствовать, чего я сама хочу от этой роли, как я сама ее понимаю, а он лишь поможет мне это реализовать.
После такого разговора вышла как ошпаренная. А ведь действительно Мастер прав. Мне дают свободу, а я хожу на репетиции как под гипнозом, жду, что режиссер будет со мною нянчиться. Да и мое виденье Натальи как покорной тихони неверное. Разве тихоня полоснет себя ржавой косой по горлу, будучи не в силах перенести предательство любимого человека? Разве покорная осмелится прийти к сопернице и потребовать, чтобы та вернула ей мужа? Поняла, что работу над ролью надо начинать сначала и, что называется, закусила удила.
И роль сложилась. Потом были и премьера, и аплодисменты, и гастрольные поездки в разные страны, где спектакль принимали тепло.
В финале «Тихого Дона» каждый персонаж произносил кусочек авторского текста, и это было единственным местом, где я чувствовала неуверенность. И когда Мастер стал ставить новый спектакль «Перечитывая заново» и предложил мне помимо эпизода с Лениным роль Ведущей, я запаниковала и пошла отказываться. Вошла в кабинет Георгия Александровича и буквально взмолилась: «Умоляю, только не делайте меня Ведущей. Я это не умею, я вас подведу! Я ведь и в «Тихом Доне» плохо читаю авторский текст».
До сих пор не понимаю, как мне удалось сразу же достучаться до Мастера, тот пошел навстречу и согласился убрать меня с роли Ведущей. А когда я уже выходила из кабинета, бросил в спину: «Кстати, авторский текст в «Тихом Доне» вы читаете лучше всех». Это был настоящий бальзам на душу. Всем людям нужно одобрение, а артисты нуждаются в нем особенно остро.
Не могу не вспомнить Олега Борисова — Григория. Разве возможно забыть его глаза? По сюжету, надорвавшийся в поисках правды Мелехов, не веривший больше ни в белых, ни в красных, спасая свою жизнь, уходил к бандитам. «Наташка!» — коротко звал он, и я выбегала на деревянный помост. Несколько секунд мы молча смотрели друг другу в лицо, глаза Олега кричали! Между нами протягивались невидимые провода, по которым я передавала ему свою безутешную любовь, а он буквально кричал о своей вине, отчаянии, предчувствии беды. В эти три секунды молчания мы переживали заново всю нашу горькую семейную историю, вымышленную жизнь, которая на целых три часа сценического времени становилась важнее реальной. Потом он, торопясь, произносил: «Прощай, Наталья! Детей береги. Может, свидимся еще...» Но главное уже было сыграно.
