Олег был закрытым человеком, никого никогда не поучал, на репетициях всегда больше требовал от себя, чем от других. Но иногда мог дать очень своевременный и точный совет: «Никогда не впадайте в тон партнера, иначе сразу проиграете». Я взяла это на вооружение. Ведь общение на сцене — это всегда борьба. И если партнер в диалоге навязывает мне скандал, говорит напыщенно, с пафосом, я тут же беру насмешливо-ироничный тон, чтобы его сбить. Если партнер вял и рассудочен, пробую подчинить его своей резкостью, волевым посылом. Многому я научилась у Олега Борисова. Мне очень нравился этот загадочный человек и виртуозный мастер своего дела. Странно было узнать, что, когда его пригласили в БДТ из Киева, он почти семь лет просидел в театре без работы. Наверное, тогда изнурительным ожиданием ролей нанес непоправимый вред своему здоровью.
— Здравствуйте, Лариса, — всегда сдержанно, с легким поклоном приветствовал он меня при встрече.
— Здравствуйте, Олеженька, — отвечала я ему, никак не скрывая своей симпатии.
Когда я надумала переезжать в Москву, Борисов разыскал меня в театре, долго и горячо убеждал, что это ошибка, что мое место в БДТ, а Москва не принесла ничего хорошего никому из ленинградцев. Вскоре мы с Олегом снова сыграли вместе, на сей раз в «Оптимистической трагедии», я — Комиссара, он — Сиплого, после чего я так и осталась в БДТ, а он переехал в Москву...
И вот еще несколько штрихов к портрету Георгия Александровича. Эту историю рассказала мне Зинаида Максимовна Шарко. Когда театр в очередной раз наводнили кошки, дирекция распорядилась изгнать животных. Товстоногов поддержал репрессии: «Безобразие, кошки уже на сцену лезут. Нужно от них избавляться».
Но сердобольные женщины вступились конкретно за кошку Мусю: «Георгий Александрович, нельзя выгонять Мусю! Вспомните, она ходила на все ваши репетиции и приносила вам удачу. Она — ваш талисман. К тому же Муся беременна. А в Китае кошки вообще священные животные». И шеф дрогнул, оставил Мусю.
На сцене идут репетиции. Что-то не ладится. В зале по одному из проходов нервно ходит Товстоногов с сигареткой, по другому — Муся с животом. Но вдруг Мастер остановился, замер, глядя на сцену. Остановилась и Муся. Кажется, там что-то стало налаживаться. Мастер быстро пошел к сцене с каким-то одобрительным возгласом в адрес артистов. Муся тоже побежала к сцене по параллельному проходу, запрыгнула на нее, но... немного не рассчитала: живот был тяжелым и Муся повисла, зацепившись за край облицовки оркестровой ямы. Она судорожно теребила коготками бархатную обивку, артисты переводили глаза с нее на шефа и не знали, как правильно себя повести, пока не раздался возмущенный голос Товстоногова: «Кто-нибудь, помогите животному!»
Еще Георгий Александрович по-детски трогательно заботился о своем автомобиле. Зная это, Сергей Юрский однажды остроумно объяснил свое опоздание на репетицию.
— Сережа, почему вы опоздали? — возмутился Мастер.
— Георгий Александрович, я увидел во дворе театра вашу новую машину, она была такая грязная, что я решил ее помыть!
Товстоногов хмыкнул, Юрский был прощен. Сам Мастер никогда никуда не опаздывал, терпеть не мог опозданий.
Когда его уже не было с нами, Георгий Александрович однажды мне приснился. Всем актерам снятся кошмары на «производственную» тему. В моем я не могла найти туфли для спектакля «Дядя Ваня». Слышу по трансляции строгий голос Товстоногова: «Где Лариса?» У меня под рукой оказывается какой-то микрофон, в отчаянии хватаю его и кричу: «Георгий Александрович, нет моей обуви, не могу найти!» А он: «Да бог с ней, наденьте что придется и идите сюда». Он сидит на сцене на стуле, предлагает мне сесть на другой стул, напротив. При жизни никогда не видела у него такого взгляда: мягкого, доброго, теплого. Он что-то говорит мне, но я не слышу. Вдруг на его глаза наворачиваются слезы, он берет меня за руки и целует их поочередно...
