Не могу не вспомнить Юрия Владимировича Никулина, дядю Юру, с которым выходила на манеж еще в двенадцатилетнем возрасте. Когда готовили к публикации книгу моих стихов «Кружась над золотыми куполами», он написал к ней предисловие, там были такие слова: «Прочитав одним духом, без отрыва, несколько десятков избранных стихотворений, смело можно назвать автора зрелой, серьезной поэтессой». Это для меня дорогого стоит. Всегда преклонялась перед талантом Юрия Владимировича и его человеческими качествами. Он помогал всем поверить в себя на съемочной площадке, мог шуткой, анекдотом моментально разрядить накалившуюся атмосферу. Никулин знал тысячи анекдотов, гениально их рассказывал, вызывая у слушателей гомерический хохот. Он сделал множество добрых дел, помогал артистам, откликался на чужую боль, решал чужие проблемы, и все это искренне, не напоказ.
В последний раз слышала его голос, когда позвонила в трудный момент своей жизни, попросила Юрия Владимировича дать мне совет с высоты его мудрости и жизненного опыта. Поговорили, его голос показался грустным. Спросила, что случилось, он признался, что боится ложиться в больницу на операцию, но этого не избежать... Когда Никулина не стало, я была на гастролях в Туапсе, которые сразу же прервала, все бросила и улетела в Москву. Прощались с ним в цирке на Цветном бульваре, километровые очереди его поклонников выстроились на улице. Когда ехали по Садовому кольцу на Новодевичье кладбище, из всех окон выглядывали, на всех балконах стояли люди. Машины останавливались и гудели, все знали, что хоронят Никулина.
И совершенно скромно прощались с Георгием Михайловичем Вициным. В Доме кино стоял гроб, людей пришло немного. Наверное, я плакала горше всего, потому что для меня Вицин был как голубок. Он был старше, но всегда оставался нежным ребенком. Он занимался йогой, но было ли это для него серьезной практикой, философией жизни или просто гимнастикой, судить не берусь. Может, и было, потому что Вицин следовал принципу «человеку не так много нужно». Он бывал и очень открытым, и остроумным, мог пошутить, и шутка иной раз оказывалась соленой. Про себя говорил так: «Я — йог твою мать».
Детскость, полное отсутствие привязанности к материальному делала его человеком надмирным. Желтая пресса бесновалась: Вицин умер в нищете, мы видели его на Арбате, он голодал, забирал в магазине обрезки мяса. Ребята, он их брал, чтобы накормить бродячих собак. Журналисты писали: он без зубов, ему не на что их вставить. А Вицин говорил простую вещь: «Зачем мне сейчас зубы? Когда я был молодой, ел мясо, а сейчас я ем кашу».
Однажды Евгений Моргунов организовал гастроли в Америке, полетели он, я, Демьяненко, цирковые артисты, какой-то певец. Антрепренеры жаждали заполучить Вицина, но тот отказался: «Не хочу, не выдержу 12 часов в самолете, умру». И не полетел. Когда ему предлагали большие гонорары за выступления в концертах, Георгий Михайлович говорил: «Зачем мне деньги? Я выхожу на сцену в Театре киноактера в субботу и воскресенье». Нашелся такой деятель, который платил артистам 200 рублей за выход. Но Вицина это устраивало, он говорил: «Умножить на восемь, плюс моя пенсия, мне вполне достаточно». Я была у него в гостях, он жил в трехкомнатной квартире в Староконюшенном переулке, но комнатки оказались крошечными, тесная прихожая, пятиметровая кухня, балкончик — все есть, но все миниатюрное. Вицин объяснял: «Мне ничего не надо, у меня все есть, есть жена, есть дочка, есть собачка Мальчик».
