Спектакль был на троих, там играли замечательная Татьяна Васильева, Ефим Шифрин и я. Спектакль долгий, текста много, монологи витиеватые. На репетиции оставалось мало времени, мы сыграли премьеру, в антракте Шамиров ворвался в гримерную, где мы сидели в ожидании, что нас сейчас убьют. Он подарил замечательную фразу, которую я говорю студентам. Сдерживая чувства, он сказал: «Вы все, конечно, большие мастера сцены, но сыграть хорошо, не зная текста, еще не удавалось никому». Уходя, так хлопнул дверью, что штукатурка отлетела. Мы согласились: в общем-то, он прав.
К слову, сегодня стало так много последователей, учеников и соратников Марка Анатольевича. Причем иногда это те же люди, которые последние десять лет весьма критически относились к его спектаклям, развитию «Ленкома» и к нему самому.
— Конечно, все ваши 254 роли в кино обсудить нереально. А есть ли среди них любимые, как вы их выбираете?
— В кино выбирают меня. Я никогда не отказываюсь от ролей, если, конечно, не предлагают заведомую чушь. Но и тогда деликатно говорю, что у меня очень серьезная занятость в театре, мы не сможем совпасть по срокам. Если я хочу сняться, то найду время, тут подвинусь, тут ночью не посплю, тут перелечу.
— Как вам работалось со Станиславом Говорухиным, Павлом Лунгиным?
— Прекрасно, замечательно работалось. Помню, один из эпизодов «Не хлебом единым» снимали в университете, где мы прошли тест на режиссуру, так я это назвал. Говорухин застрял в Думе, потому что разразился страшный снегопад, стихийное бедствие, вся Москва встала, доехать от Думы до университета было невозможно даже с мигалкой. Он позвонил по телефону, сказал: «Пусть оператор ставит рельсы, а Виктор Сухоруков разведет сцену». А там заняты главный герой — Сухоруков, нарком — Говорухин и заместитель наркома — я. Все происходит в кабинете у наркома. Не бином Ньютона, сложных мизансцен нет. Оператор, который с ним всегда работал, и художники решили, что, наверное, нарком сидит здесь, заместитель стоит там, тут разложен план. Ждали, ждали, все отрепетировали, текст выучили, после обеда наконец приехал Говорухин:
— Ну, показывайте, что придумали.
— Мы придумали, вы стоите здесь, мы тут...
— Хорошо, нормально, профессионально. Но будет все по-другому — вот это на фиг, рельсы убрать, стол сдвинуть, я буду стоять тут.
Оператор спросил:
— А почему?
— А потому что я здесь режиссер и мне решать.
Говорухин был из тех режиссеров, кому работа должна была приносить удовольствие. На «Пассажирке» в Крыму он вызвал на репетицию весь молодняк, жара страшная. Всех одели в шерстяные мундиры, приклеили усы, бороды. Говорухин скомандовал: «Давайте, почитайте текст». Почитали. Он попросил: «Принесите мне стакан белого холодного вина». Принесли. «Еще раз почитайте». Потом заявляет: «Ладно, поехали в ресторан». Там был кондиционер, все поели, попили, перезнакомились. На следующий день на съемке царила замечательная атмосфера, все ощущали себя членами экипажа корабля, сняли все быстро.
Самое яркое впечатление от Павла Семеновича Лунгина осталось, когда он пришел на спектакль Богомолова. Там была провокация, наш замечательный артист Леша Жеребцов-Скуратов сидел в зале и выкрикивал что-то Збруеву. А потом Збруев в него стрелял, и «окровавленного» Лешу выносили из зала. Лунгин оказался в соседнем кресле. И когда Леша начал что-то выкрикивать, он вмешался. Павел Семенович, не выговаривая половину алфавита, пригрозил: «Замолси, сволочь, я тебя сясь убью». Великого режиссера обвели вокруг пальца как мальчишку, в этом весь Костя Богомолов.
