— Слишком маленькая.
— Кость, люди начнут расходиться, не выдержат.
— Нет, прям тупо засеките по секундомеру, чтобы было три минуты.
В театре три минуты — это очень много. Нам было интересно, хватит ли нервов у Збруева выдержать такую паузу, вся актерская сущность внутри кипит и подзуживает: все, давай говори, они сейчас встанут и уйдут. Но Збруев ее держал, и в середине паузы зал всегда начинал аплодировать.
Богомолов — мастер капустника, у него злой, иронический юмор, поэтому Марк Анатольевич его и приглашал. После «Князя» мы шутили, что «Борис Годунов», которого ставил Константин Юрьевич, это практически оперетта, легкий, веселый, ненавязчивый спектакль. Что угодно можно говорить про постановки Богомолова, но я еще не видел ни одного человека, который бы сказал, что у него плохо играют актеры. А мне кажется, что режиссеры только для этого и нужны.
Забегая вперед, скажу, мы тут репетировали, и главный режиссер «Ленкома» Алексей Франдетти сказал: «Сегодня был отвратительный прогон, ужасный, хуже не бывает». И приглашенный в труппу Станислав Беляев возразил: «Да? А мне показалось, что все было очень хорошо». Я тоже высказался: «Видите ли, чем прекрасно и ужасно то, чем мы занимаемся, — наше искусство очень субъективно. Не изобретен еще такой прибор, который можно было бы куда-то поднести и определить: о, талант на сто процентов! Кто-то считает, что это новое слово в искусстве, а кто-то — что нафталин. Люди могут спорить до посинения, и все равно ни к какой истине не придут. Поэтому нравится — иди и смотри. Не нравится, как у Жванецкого, не стой, отойди!»
В антрепризном «Труффальдино из Бергамо» мы с замечательным артистом Леньковым играли одну роль в состав. Когда Александр покинул этот мир, спектакль решили вспомнить. Для чего был приглашен Деклан Доннеллан. Мне позвонили, пригласили на кастинг, он там всю театральную Москву смотрел. Я стал отказываться: «У меня крайне нетоварный вид». В театре был отпуск, и я, прошу прощения за интимные подробности, делал себе зубы, мне удалили 10 зубов, раскроили всю челюсть, все это кровоточило. На том конце провода настаивали: «Просто придите и покажитесь». Пришел, меня заставили прочитать монолог. Доннеллан смеялся, радовался:
— Я искал только такого, и никакого другого.
— Вы не горячитесь, зубы-то мне рано или поздно вставят, я не всю жизнь буду таким смешным.
Зубы действительно вставили, а роль осталась, я сыграл два спектакля, очень не люблю вводиться, но всю жизнь этим занимаюсь. В «Ленкоме» у меня есть спектакли, в которых я играл по сто ролей. В «Фигаро» начинал с Керубино, потом играл садовника, потом Бартоло, потом судью, потом секретаря суда, потом просто пробегал по сцене... Сейчас грожу: буду засматриваться на Марселину.
Самые положительные впечатления оставил о себе Виктор Шамиров. Он ученик Марка Анатольевича, и это чувствуется. Когда он приглашал меня в спектакль «Торговцы резиной», говорил:
— Вот такая пьеса! Понравилась?
— Честно — нет.
— Ты ничего не понял, это хорошая пьеса.
Шамиров поразил меня тем, что приезжал на репетиции на велосипеде. У нас режиссеры на каких-то престижных машинах ездят, но Виктор не боялся уронить авторитет.
