— Иван Валерьевич, бегите на эту реплику и унесите что-нибудь.
— А тут ничего нет, что уносить?
— Да, действительно, ничего. А дверь вот эта с петель снимается? Снимите ее с петель и унесите.
Я вбегал, снимал дверь и уносил ее под аплодисменты. Это давало такую радость. Вот как Марк Анатольевич помогал.
У Някрошюса была своя образность. Никогда не забуду взгляда Жени Миронова, который играл Лопахина в «Вишневом саде». Основываясь на мхатовской школе, он однажды спросил:
— Эймунтас, что у меня в этом монологе происходит?
И тот с литовским темпераментом произнес:
— Я в молодости на хуторе жил... (Повисла пауза.) Там в полдень подходишь к колодцу... (Потом была очень большая пауза.) И вот туда — бум, бум, бум! — После совсем большой паузы он посмотрел на Женю и спросил: — Понятно, как играть?
С Някрошюсом было безумно интересно, он умный, тонкий, понимающий актеров, притом что его театр режиссерский. Как-то его долго не было, и каждый стал себе чего-то придумывать. Актеру дай только волю, каждый начинает улучшать свою роль, роль партнера. Эймунтас пришел на репетицию, посмотрел и высказался: «Слушайте, то, что вы играете, очень хорошо, но очень тонко, надо ярче».
Ему обещали выпустить «Вишневый сад» в Театре Моссовета на большой сцене, но случилась какая-то накладка с площадкой, мы играли премьеру в зале СТД на двести мест. Някрошюс все шутил: «Думал, когда буду старым, никому не нужным режиссером, начну ставить маленькие спектаклики в маленьких театриках, наверное, это время настало». Но самое гениальное, что я от него услышал, было после прогона «Вишневого сада». Все переживали за кулисами, сидели, Володя Ильин был расстроен больше других: «Не пошел сегодня монолог, не пошел, пустой был, пустой как барабан». И двухметровый Эймунтас, сидевший протянув ноги, высказался: «Владимир, не переживайте, сегодня не пошло, завтра пойдет, это всего лишь театр, слава Богу, не самолет ведем». С тех пор я философски отношусь к своим неудачам — ну не самолет же ведем, в конце концов.
С Константином Юрьевичем я начинал работать, когда еще никто не знал, кто такой режиссер Богомолов. Он в антрепризе ставил французский водевиль, и я там играл. Он тоже ученик Гончарова. Как человек умный и обремененный университетским образованием, он понял, что в наш век важно не столько то, кем ты являешься, сколько кем ты кажешься, как ты себя пиаришь. Конечно, некоторые его проявления носят откровенно издевательский характер. Но когда ты смотришь на это изнутри, становится очень интересно.
В спектакле «Князь», вольном прочтении «Идиота» Достоевского, было множество замечательных провокаций. Но люди хотят, чтобы их обманывали. Неслучайно спектакли Константина Юрьевича всегда пользовались спросом у зрителей. Кто-то возмущался: это надо закрывать! Но «Князь» дожил до своего совершеннолетия.
Помню, Александр Викторович Збруев в «Князе» произносил монолог. Богомолов напутствовал: «Говорите-говорите, а вот здесь сделайте паузу». Збруев сделал паузу. Богомолова она не устроила:
