— Уйди! — Актеры на сцене растерялись, не понимая, к кому это относится. Худрук продолжает бушевать: — Уйди-и-и!
Артисты тихо спрашивают друг у друга:
— Я?
— Нет, не ты!
И от греха подальше один за одним буквально выползают со сцены. На сцене остается одна светлая фигура, на которую Гончаров продолжает тыкать пальцем и орать:
— Уйди-и-и-и!
Ему говорят:
— Андрей Александрович, это... статуя.
А он:
— Пусть уйдет!
Оказывается, монумент в глубине сцены начал его раздражать, а издалека он не разглядел, что это не живой человек. И статую убрали.
Кстати, однажды у Гончарова брали телевизионное интервью. Он давал его в кабинете, сидел вальяжный, спокойный. Говорит: «Вот меня обвиняют в том, что я кричу. А я никогда ни на кого не кричу-у-у!» И на последнем слове воспроизвел такие децибелы, что театр содрогнулся.
Однажды я снималась с Людмилой Хитяевой — в фильме «Василий Буслаев», рассказала, что служу в Маяковке. Она всплеснула руками:
— Любка, ты работаешь с Гончаровым?
Я улыбаюсь:
— Мало того, я еще и его ученица.
— А как ты его терпишь?
— Прекрасно! — и рассказала Хитяевой историю о том, как мы, студенты, однажды обхитрили своего мэтра...
На первом курсе, когда Андрей Александрович на нас орал, мы дико трепетали, боялись его до дрожи. Кто-то начинал плакать, кто-то за кулисы убегал. Так происходило, пока на юбилее Андрея Александровича не познакомились с его другом, тоже фронтовиком, театроведом Владимиром Блоком.
— Гончаров был фронтовиком?
— Да, у него была медаль «За боевые заслуги». В 23 года он добровольцем ушел на фронт, стал красноармейцем взвода разведки, потом был ранен и контужен, после чего его демобилизовали. Но он продолжал приближать Победу, работая режиссером 1-го Фронтового театра ВТО — этот коллектив показывал спектакли бойцам и морякам. Но Гончаров про войну вспоминал неохотно. Вот единственное, что нам, студентам, говорил: «Когда лежал на передовой и надо мной начинали летать пули и бомбы, хотелось вжаться в каску, чтобы спрятаться под нее целиком. Это ощущение запомнил на всю жизнь». Для Гончарова тема войны была такой тяжелой еще и потому, что на фронте погибла девушка, которую он очень любил, — студентка ГИТИСа Наташа Качуевская. Немыслимая красавица, она во время Сталинградской битвы спасла жизни двадцати раненым бойцам. А когда фашисты окружили ее, последней гранатой подорвала себя вместе с подступившими врагами. Ей присвоено звание Героя Российской Федерации, ее именем названа улица в Москве. Смерть Качуевской Гончаров очень тяжело переживал, долго страдал. Но потом женился на Вере Николаевне Жуковской, с которой был знаком еще с дошкольных времен. С этой женщиной он прожил всю жизнь.
Так вот, друг Гончарова Блок тогда, на первом курсе, рассказал нам: «Я открою секрет — только не выдавайте меня, а то Андрей меня убьет. Вы не реагируйте на его крик. Слушайте и вникайте в смысл его слов, что он хочет донести до вас. Я знаю его всю жизнь и понимаю, что если он не будет орать, то у него сердце разорвется — у него такая нервная организация. Он так переживает, потому что театр для него все, на его эмоции не реагируйте. Летит его крик, а вы представляйте, что это пуля летит. Вы отклонили голову чуть в сторону, и она пролетела мимо. А вы вникайте в смысл им сказанного. Тогда вы не будете его бояться и начнете нормально работать». На ближайшем уроке мастерства Андрей Александрович начинает кричать на нас. Вокруг него, как всегда, сидит множество народа: аспиранты, стажеры, режиссеры из других театров. Он все больше бушует, окружающие вжимают головы в плечи, а мы, его студенты, спокойно слушаем. Андрей Александрович один раз рявкнул, второй, третий. А потом в недоумении поворачивается к стажерам: «Ничего не понимаю, студенты меня не боятся!» С того момента Гончаров на нас орал гораздо меньше, но в театре продолжал метать «громы и молнии».