А еще был запоминающийся момент, когда на «Бег» пришел потрясающий старик. Я познакомилась с ним через Аллу Будницкую и Сашу Орлова. Его звали Евгений Николаевич, он представлялся так: «Я белогвардеец». В 17 лет ушел в Белую гвардию и прошел весь Дальний Восток, всю Россию, жил в Китае, в Америке и доживал свой век во Франции. Я уже не помню, как они с ним познакомились, но были с ним дружны и ездили к нему в Париж. И вот когда Евгений Николаевич приехал в Москву, то пришел на «Бег», а после спектакля встал перед Сашей на колени, заплакал и сказал: «Я прошел весь этот путь, знал этого генерала, всю эту белогвардейскую жизнь. И я окунулся в свое прошлое, в свой мир». Он считал, что Саша играет грандиозно. И также Александр Моисеевич Эскин, знаменитая личность, директор Дома актера, очень много лет друживший со всей нашей московской элитой, очень высоко ценил Сашину работу. Он был дружен с Черкасовым, который играл Хлудова в Александринке. Критики писали о Черкасове в очень высоких тонах и отмечали его реплику перед гибелью, когда он падал на колени и кричал: «Тесно мне, тесно, узко мне, узко!» И Эскин Саше сказал: «Эти слова Черкасова, его интонация, драматизм, звучали в моем сердце всю жизнь. Но, Саша, ты победил даже Черкасова. Ты потрясающе играешь!»
В Сашиной судьбе «Бег» стал такой же высокой работой, как «Иркутская история», как «Человек из Ламанчи». Это его вершины.
— Как артисту, который абсолютно все про себя понимает и осознает цену того, что он сделал, быть абсолютно зависимым от режиссера? Как это пережить, подстроиться под ситуацию?
— Наташа, вопрос у вас такой, на который ответа нет. Во-первых, я не могу вам сказать, что актер про себя все понимает, я таких людей не знаю. Хотя, конечно, есть глуповатые экземпляры, которые думают: «Я все могу!» — они несчастные люди. Потому что хороший актер — актер сомневающийся. Ткань актерского существования — это сомнение в себе. От самоуверенного актера вы как зритель не получите радости. Самоуверенность в этой профессии — пагубная вещь... Актеры ранимы. А если на момент их сомнений и неуверенности еще падает критика, особенно жесткая, это может человека сломать.
Но я понимаю, о чем вы говорите, о том, что у Саши был не просто успех, а грандиозный успех. Он одерживал невероятные победы. Но, поверьте, это все равно не мешает человеческому сомнению. Я даже и про себя могу сказать, у меня были такие роли высокие, которым я всей душой принадлежала, и все равно очень часто, когда приходила домой, на душе было муторно, казалось, я не так и не то сделала. Сомнения меня не оставляют.
— Даже когда покоряете невообразимые вершины? Я имею в виду вашу роль Бланш Дюбуа в «Трамвае «Желание».
— Спектакль «Трамвай «Желание» мы играли 24 года. Для нашего театра это было как «Чайка» для МХАТа. Каждый раз я умирала на сцене. Саша очень переживал и говорил: «Я не хочу тебя потерять, пора заканчивать». А Гончарову было мало. Он кричал: «Вивьен Ли после этой роли заболела! А вы, Немоляева, нет!» Мне пели дифирамбы критики, зрители, все подряд, но, поверьте, почти после каждого спектакля мне было за что себя корить.
— Что помогало в такие моменты, когда чувствуешь: не все идеально?
— Желание играть. Оно побеждает абсолютно все. Открывается занавес, ты остаешься наедине со зрительным залом и понимаешь, что тебя слушает и видит почти тысяча человек. Сидят и молча следят за твоей жизнью. Это непобедимые чувства. Поэтому ты можешь себя критиковать, быть собой недовольной, но все равно непреодолимое желание выйти на сцену тебя ведет. А еще возможность после удачного спектакля разделить свою радость. Мы с Сашей возвращались домой, и нам было хорошо вдвоем. Мы ужинали, выпивали стопочку водки, чтобы отпустить нервы, и могли разговаривать без конца. Это большое счастье, когда у тебя есть человек, который с тобой делит радость.