Понимаете, наши с сестрой родители были очень принципиальными людьми. И один из главных их принципов был такой: «Что бы ни случилось, всегда говорить только правду!» Мы впитали это, что называется, с молоком. Эту формулу передали и сыну. И он обеих своих дочерей — моих внучек — так воспитывал: «Только не врать! Без вранья!» На генетическом уровне не приемлем ложь. Поэтому я очень хорошо понимала сестру в этой ситуации. Тем не менее, стала уговаривать:
— Ты все-таки подумай. Мы, твоя семья, далеко. А Ксения рядом — случись что, поможет. Все мы не ангелы, надо уметь прощать, с какими-то недостатками мириться. Что поделаешь, есть люди, которым в четверг хочется сказать, будто уже суббота, так они устроены. Видимо, Ксения тоже такая. Чай пьет — а говорит, будто в пробке стоит. Разумеется, не со зла, а ради красного словца.
Мне бы в тот момент вспомнить известное изречение о том, что маленькая ложь рождает большое недоверие. Не вспомнила. Мой грех и моя вина, никогда не прощу себе, что уговорила сестру пойти на примирение с Рубцовой. Не сделай я этого, последующей трагедии могло не произойти. Но как известно, история не знает сослагательного наклонения. С моей легкой руки и при моем попустительстве они снова стали общаться.
Прошло довольно много времени, лет пять, однажды сестра звонит и сообщает мне, что решила уйти из театра. В Малом она служила более полувека, на этой великой сцене сыграны лучшие ее роли. Она считала себя в первую очередь актрисой театральной, нежели киноартисткой. Всегда говорила, что театр для нее даже не второй дом, а первый. И вдруг оттуда уходит!
По словам сестры, уговорила ее Ксения. Упрашивала долго, обещала устраивать ей большие сольные концерты. Общая знакомая слышала и позже передала мне, как Рубцова твердила Элине, будто ее, народную артистку, театр недостаточно ценит, здесь мало спектаклей с ее участием и нет главных ролей. Спектаклей в последнее время у сестры осталось действительно немного. Но давайте уж и тут будем честными: какие могут быть главные роли в восемьдесят с лишним лет? Где эта драматургия? А если что-то найдется — сколько текстов придется учить, какая нагрузка на память! В театре ее любили и берегли. Но капля, как известно, камень точит — сестра приняла роковое, как потом оказалось, решение.
В Малом театре уход Быстрицкой в «отпуск» восприняли с пониманием — не оскорбились и не отреклись. До последнего дня ее жизни даже начисляли и приносили ей домой зарплату. Время от времени приезжали врачи из театра (при нем есть свои специалисты, медчасть хорошего профессионального уровня) — удостовериться, что она в порядке. Узнав о ее проблемах со зрением, прислали офтальмолога, тот осмотрел сестру и выписал лекарства, но целиком восстановиться, увы, в нашем неюном возрасте уже невозможно.
К сожалению, концерт Элина получила всего один, хотя и в Кремле, на свой восьмидесятипятилетний юбилей. Очень достойный и качественный, она осталась довольна. Но дальше не случалось ни хороших, ни плохих — никаких. Иногда пригласят — песню исполнит, где-то две. С горечью говорила мне по телефону: «Сижу дома, жду приглашений. А их нет».
То же самое она не раз сказала своей близкой подруге Жене Кузьминовой, та работает психологом в школе художественной гимнастики Ирины Винер, а с Элиной они знакомы и дружат смолоду. Дружили. Женя передала мне слова сестры, полные отчаяния и боли: «Приглашений нет, и зрители уже не помнят, кто я такая». Она очень от этого страдала. Играя на сцене (пусть не главные роли, но они ведь были!), Элина чувствовала себя нужной профессии и зрителям. Это давало ей силы жить. Оказавшись и без театра, и без обещанных концертов, сестра стала резко сдавать. Я об этом понятия не имела, хотя мы созванивались каждый день. На мой привычный вопрос «Как у тебя дела?» она каждый раз отвечала: «Я ни на что не жалуюсь». Просто не умела этого — ни жаловаться, ни о чем-либо просить.
