После очередного визита сестра попросила меня никого больше к ней не пускать: «Неприятно, что люди видят меня лежачей, да и долгие беседы утомляют». Я пообещала.
Но один человек все же прорвался — его впустила сиделка. Мужчина, называвший себя бизнесменом, несколько лет назад взял у Элины крупную сумму в долг и не вернул. Знаю об этом от самой сестры. Теперь же он явился со своим партнером по бизнесу и сыном-старшеклассником, они пришли и никак не уходили. Зайдя в комнату Элины, обнаружила, что он коленками чуть ли не залез к сестре на постель.
Я довольно жестко сказала:
— Может быть, вам уже пора?
Они засобирались. Возле двери он произнес:
— Я еще вернусь.
Я ответила, что ему не стоит себя утруждать. Он возразил:
— Не ты мне будешь указывать, что мне делать!
Эти несколько дней визитов сестру сильно измочалили. Я позвонила Ксении:
— Уже догадалась, что всех этих людей подсылаешь ты. Прошу прекратить. Увозить сестру насильно я не планирую.
Рубцова ответила:
— Хорошо.
Вечером пришли врач и медсестра из театра. Они подтвердили: Ксения звонила в театр, предупреждала, что я собираюсь увезти сестру силой и нужно оказать сопротивление. Медики уже собрались нас посетить, как та же Ксения дала отбой: «Опасность миновала». Но они все же свой визит не отменили. Мы поговорили по душам. Спасибо медикам, правильно все поняли. Я рассказала, что у сестры пропали деньги. Видимо, они передали этот разговор Юрию Мефодьевичу Соломину — художественному руководителю Малого театра: следующим утром он позвонил и попросил меня приехать.
— Еду в Малый, — сказала я Элине. — Что мне им передать от тебя?
Она со слезой — буквально со слезой, а ведь никогда не была плаксивой! — произнесла:
— Скажи, что я очень скучаю по театру.
А в Малом мне сказали, что знакомы с Ксенией — она не раз приходила туда к Элине Авраамовне. Коллеги говорили сестре, что лучше держаться подальше от этой особы, слишком уж она небезопасная. Но Элина не прислушивалась. В театре я узнала, что каждый месяц сестре домой приносили зарплату, складывали в конверт в ящике комода. «Быстрицкая была и остается нашей артисткой, театр ее не оставит без поддержки», — сказал Соломин.
Так вот эти деньги также исчезли, осталась буквально мизерная сумма. Кто их увел — неизвестно, своей подписи похититель не оставил. А не пойманный — не вор.
Собрав обеих сиделок, я сказала им:
— Вы ухаживаете за сестрой очень плохо, к тому же исчезли деньги. Если взяли вы — значит, воровки. Если не вы — значит, пускали в дом посторонних, то есть попустительствовали воровству. Хочу вас предупредить: Ксения пойдет под суд, я этого добьюсь. С вами связываться не стану, прошу просто уйти.
Одна начала упрашивать:
— Пожалуйста, давайте расстанемся миром.
Вторая ехидно поинтересовалась:
— Будете проверять наши сумки?
Наверное, надо было проверить.
Я еще раз попыталась выйти на мирный диалог, отправила сообщение: Ксения, предлагаю выход из нехорошего положения — верни украденное, и забудем друг о друге... но если не послушаешь моего совета, пеняй на себя. Позже на телевизионных программах демонстрировалось это сообщение, которое было воспринято как угроза.
Нам с сестрой ничего не оставалось, кроме как написать заявление в МВД о мошенничестве. На судах Рубцова и ее адвокаты пытались уверить, будто в заявлении сестры стоит поддельная подпись. Это не так. Подписывала его Элина сама, находясь в здравом уме и твердой памяти. Для нее это тоже дело принципа: преступник должен быть наказан.
