С Элиной мы близки всю жизнь. Она старше на девять лет, и с самого детства, сколько я себя помню, когда знакомила меня с кем-либо, всегда представляла: «Моя младшенькая». К сожалению, в последние тридцать лет судьба разбросала нас по разным странам. Сестра в Москве, мы все после распада СССР вдруг оказались жителями другого государства — Литвы, затем перебрались в Израиль. Так вышло. Хотя будь моя воля, я поселила бы всю нашу родню под одной крышей. Об этом мечтала и Элина. В 2010 году, когда появилась возможность и наскребли денег, мы с ней даже купили большой дом в Вильнюсе. Посадили сад. Радовались: будем собираться как можно чаще, приедет Миша Сокольский с женой, детьми и внуками. Это двоюродный брат, наши мамы — родные сестры, у него с Элиной разница в возрасте два месяца. В мае 1941-го Миша приехал к нам на каникулы, а жили мы тогда в Нежине, папа работал заведующим санэпидстанцией. В июне началась война, Мишина мама — наша тетя Ревекка — и бабушка Мария пытались прорваться к нам из Киева. Дальше их следы теряются, обе пропали без вести. Мама всю жизнь искала через военные архивы хоть какие-то сведения о них — как погибли, где похоронены, но, увы, не нашла. Это трагедия и боль. Миша, которому тогда было тринадцать лет, остался с нами. Были еще двоюродные родственники с отцовской стороны, тоже замечательные люди, мы с Элиной всегда были бы рады принимать их в гостях, и в новом большом доме в Вильнюсе тоже. К сожалению, этим нашим планам — собираться всей семьей и родней — как оказалось, не суждено сбыться. Всех жизнь разбросала по городам и странам, говорили: хоть и скучаем по вам, но добираться до Вильнюса далековато, а годы уже не те. Миша, к примеру, жил в подмосковном Орехово-Зуеве. Он был писателем, пять лет назад ушел из жизни. У детей и внуков — своя жизнь и свои проблемы, тоже не до поездок. И так вышло, что собирались мы с Элиной вдвоем, приезжали каждое лето в Вильнюс — на месяц, на неделю, на три дня — как получится.
В 2011-м сестра позвонила: «Я приеду не одна, с женщиной, она помогает мне устраивать творческие вечера». Так я впервые увидела Ксению Рубцову. Достаточно молодая, лет примерно тридцати пяти. Очень ухоженная: маникюр, макияж, дорогой костюм... Позже видела на ней, к примеру, манто из щипаной норки в пол, можете себе представить, сколько оно стоит. Машина у нее — дорогой внедорожник, тоже недешевая, которую, на моей памяти, не один раз меняла. И при первой встрече, и потом вела себя раскованно и свободно, громко хохотала, в ее речи проскальзывали крепкие выражения, она совершенно не смущалась, что мы с сестрой обе по возрасту годимся ей в матери, а крыть матом при старших считается не слишком приличным. Но, подумала я тогда, одни предпочитают публицистику, другим люб народный язык — каждому свое, я не сочла это таким уж пороком. Ксения хвалила мою стряпню, беседовала с соседями, рассказывая им о жизни в Москве. Элина относилась к ней дружелюбно, заботилась, чтобы было удобно и вкусно. Показывала город, познакомила с представителями российского посольства, с которыми была в добрых отношениях. К Быстрицкой ведь очень хорошо относились и относятся в Вильнюсе. Хоть она и не уроженка Литвы, но творческий путь сестры начался именно там, на сцене Вильнюсского русского драматического театра она сыграла свои первые роли.
