Нам с сестрой почти повезло. Пришла новая сиделка, буду за нее до конца жизни молиться. Она два раза в день мыла Элину, готовила и подавала все свежее и вкусное. Они вместе песни пели! Четвертого апреля, в день, когда сестре исполнился девяносто один год, мы устроили небольшой праздник возле ее постели. Сиделка напекла пирогов, пришли врачи из театра, бывшие ученицы Элины, тоже с пирогами. Было по-доброму и душевно. Сестра улыбалась.
Но, увы, пятнадцатого апреля ей стало нехорошо, на скорой помощи увезли в больницу. А двадцать шестого Элины не стало... Если я скажу вам, что в девяносто один год «безвременно ушла», наверное, это прозвучит странно. Но, понимаете, она крепкая была. Она бы жить могла. И работать могла бы в своем любимом театре. Но ее уничтожила морально и добила физически вся эта история.
Я позвонила в театр, сообщила, что Элина ушла от нас. Мне сказали: «Примите наши соболезнования. Организацию похорон и все, с этим связанное, берем на себя».
И они все сделали на высочайшем уровне: и панихиду, и захоронение — это все организовал и оплатил театр. У меня таких сил и таких сумм нет, а в наследство я тогда еще не вступила, распоряжаться деньгами и имуществом сестры не имела права. Нет слов, чтобы выразить, насколько я благодарна Малому театру и лично Юрию Мефодьевичу.
А СМИ закрутили свое шоу. Подруги Ксении и выгнанные мною сиделки рассказывали, якобы я продала квартиру сестры, не дожидаясь ее смерти. Но мне и в голову бы такое не пришло — было не до продажи, я до последнего искренне верила, что мне удастся сестру поднять и она еще поживет. Квартиру я, кстати, по сей день не продала и не уверена, что буду это делать.
В самом начале следствия на очной ставке адвокат Ксении (у нее их было три) Мирон Дауди был резок. Впоследствии слова «убийца» и «убийство» произносились применительно ко мне в многочисленных телеэфирах. Убила маму, сдав в психушку, убила сестру... «заморив голодом». «Одна из самых страшных трагедий века! — провозглашал на ТВ один из друзей Ксении и вкрадчиво спрашивал: — Интересно знать, кто за ней стоит?» То есть за мной. Что тут ответишь? За мной стоит моя семья, память о сестре, вера в справедливость, а больше никто и ничто.
Ко мне неоднократно обращались следователи по факту смерти Элины. Я не сразу поняла, почему такие абсурдные поклепы вызывают столь серьезное расследование. Оказалось, есть письмо, подписанное единственным, но очень ретивым журналистом, оно представляет собой официальное обращение в Следственный комитет России и потому требует официального ответа, а он возможен только после тщательной проверки. Вот ее и провели. Убедились, что я не лгунья, не скандалистка, не убийца. Как раз на проверки я не в обиде — это их работа.
На телевидение меня пригласили на программу о творчестве сестры, и я сдуру согласилась. «Это будет программа памяти Элины Авраамовны», — пообещала редактор. Мой муж, сын, невестка и внучки уговаривали не участвовать: «Перевернут и оболгут!» Как в воду глядели. Я пришла на эфир, со мной были ученицы сестры, с которыми Элина много лет назад занималась актерским мастерством. Им обеим дали микрофоны, которые не работали, и все их слова в мою поддержку утонули в потоках криков и лжи: со стороны Ксении пришла целая орава подруг и еще несколько «общественных деятелей», все они «побивали меня камнями». Интересно, делали это из любви к Рубцовой или все-таки за вознаграждение?
