Еще в Москве в июне 1941 года Крючков пришел в военкомат и потребовал отправить его на фронт. Отказали. Когда объявили об эвакуации «Мосфильма», он пытался записаться в ополченцы. И опять получил отказ: «Нет, вы едете в Алма-Ату. Сейчас листовки с вашей фотографией и обращением к защитникам столицы передаются на фронте из рук в руки, поверьте — это очень мощное оружие. Как и фильмы с вашим участием. Самым большим вашим вкладом в дело Победы будут съемки в новых картинах. У нас есть сведения, что в составленном фашистами списке тех, кого они, вступив в Москву, повесят в первую очередь, ваша фамилия стоит рядом с фамилией Левитан».
Я делала все, что было в моих силах, но подорванное в прежние годы здоровье полностью вернуть мужу не могла. Несколько раз Николай Афанасьевич оказывался на грани жизни и смерти. В конце семидесятых вместе с группой актеров он поехал на БАМ и там во время одной из творческих встреч потерял сознание. В тот же день его на самолете переправили в Москву. Доктора в один голос заявили:
— Нужна срочная операция. Открылась язва, может начаться прободение.
Николай Афанасьевич перенес инфаркт, и зная, как опасен для него наркоз, я взмолилась:
— Давайте подождем! Попробую вылечить диетой и травами!
— Только под вашу ответственность. Но при малейшем ухудшении самочувствия — немедленно в клинику!
Я тут же посадила мужа на диету, которая однажды уже спасла его. Увидев результаты, доктора ахнули: язва полностью затянулась.
— Николай Афанасьевич, это чудо какое-то! Чем вы лечились?
— Не знаю, у жены моей спросите.
На протяжении следующих двенадцати лет проблем со здоровьем, таких, с которыми я не могла бы справиться сама, у мужа не было. А в 1990 году мы его чуть не потеряли. Как-то утром Николай Афанасьевич отказался от завтрака: «Неважно себя чувствую — бок побаливает». Несмотря на протесты мужа, вызвала скорую. Врач поставила предварительный диагноз «двусторонняя пневмония»: «Срочно в больницу!» Как сейчас помню глаза Николая Афанасьевича, смотревшие с надеждой и укором, глаза маленького ребенка. Дескать, не отдавай меня — сама вылечишь. Сердце зашлось от жалости, но умом я понимала: не справлюсь, поэтому проявила твердость: «Нужно обследоваться. Немедленно! Не бойся, я тебя не оставлю, буду все время рядом!»
Слава богу, согласился. Оказалось, никакая это не пневмония, а перитонит желчного пузыря. Профессор, делавший экстренную операцию, потом сказал: «Еще несколько часов — и мы уже ничем не смогли бы помочь».
После операции Николай Афанасьевич прожил еще четыре года. Этот разговор состоялся между нами за два месяца до его ухода. Был вечер, мы, сидя в креслах, читали. Вдруг он оторвал взгляд от страницы и сказал:
— Я, конечно, умру раньше тебя. Ты, наверное, еще раз замуж выйдешь?
Не ответила — только посмотрела с упреком. А Крючков продолжил:
