Были и другие «доброжелатели», которые в первые годы нашей супружеской жизни пытались разжечь во мне ревность: рассказывали о женщинах, которые ездят за Николаем Афанасьевичем по гастрольным маршрутам, приходят вечерами в гостиницы, провожают на вокзалах. Одного эти «доброхоты» не ведали — что о каждой из настойчивых поклонниц я сразу узнавала от мужа.
— Не успел приехать в Ленинград, только в гостинице разместился, стук в дверь. И прямо с порога: «Я знаю, что вы женились, но увидите, этот брак будет недолговечным. Вашей молодой супруге нужны не вы, а ваш статус!»
— И что же ты ответил?
— «Не знаю, что ей нужно, но мне с ней хорошо». Но даже после этих слов она пришла провожать меня на вокзал. Я на прощание поблагодарил за отношение к моему творчеству, за внимание. А куда было деваться? Не гнать же женщину...
Не стану лукавить: нисколько не сомневаясь в искренности мужа, я нет-нет да и испытывала уколы ревности. До тех пор пока Люда Хитяева не передала мне слова Тани Конюховой: «Как Крючков женился на Лиде, других женщин перестал замечать. Мы все стали для него одинаковыми».
Я поводов для ревности Николаю Афанасьевичу не давала. Но иногда он находил их на пустом месте. Стоило кому-то из мужчин пригласить меня на танец два-три раза, Крючков заявлял, что нам пора домой. При этом я ни разу не услышала от мужа ни слова упрека, не перехватила ни одного укоризненного взгляда.
В состоянии шаткого перемирия с домработницей мы жили до тех пор, пока я не взяла на себя готовку для мужа. Тут уж началась настоящая холодная война. Николаю Афанасьевичу я о ней ничего не говорила, но однажды он сам спросил:
— Скажи, тебе Татьяна в качестве помощницы нужна?
— Нет, сама со всем прекрасно справлюсь.
Работа по дому никогда не была мне в тягость, а тут я взялась за нее с огромным удовольствием.
Николай Афанасьевич быстро пошел на поправку. Язва затянулась, перестали болеть суставы, которые он застудил еще во время работы на картине «Человек с ружьем», сутками находясь на кронштадтском льду, а спустя несколько лет, снимаясь в «Парне из нашего города», добил в болотах. Дублеров Крючков не признавал. Как и любой неправды на экране. В фильме о защитниках Брестской крепости его герой должен был бежать босиком по битым кирпичам. Режиссер предложил:
— Оставайтесь в сапогах, иначе все ноги израните. Мы будем снимать крупный план.
— Нет уж, давайте без липы! — ответил Крючков.
Во время последнего дубля камни, по которым он бежал, были в настоящей, не киношной крови.
Николай Афанасьевич никогда не требовал особых условий на площадке. В годы войны он по нескольку месяцев не выходил из холодного павильона алма-атинской киностудии. Снимаясь одновременно в четырех фильмах — «Парень из нашего города», «Котовский», «Антоша Рыбкин», «Во имя Родины», — спал в лучшем случае по два-три часа, питался хлебом и чаем. И однажды потерял сознание прямо перед камерой. Врачи констатировали физическое и нервное истощение и настояли на госпитализации. Через два дня он из больницы сбежал.
