— Танюша, а тебя сюда каким ветром?
— Да вот, к мужу приехала, — киваю головой на стоящего рядом Жору.
— Так это к нему я тебя после свадьбы-то отправлял?! Да-да, ты же тогда говорила: артист, зовут Жора. Ну надо же! Георгий Иванович, ты, выходит, мой должник — я тебе семью сохранил.
К жениху я вернулась за полночь. Увидев меня, Жора завопил на все общежитие: «Моя жена пришла! Как же я ее люблю, люди!»
Ну как после этого можно было продолжать на него сердиться?!
Справедливости ради стоит сказать: характер по молодости у меня был еще тот! Я и свидетельство о браке в окно выкидывала, и на Жору с кулаками бросалась. Пару раз даже лицо ему в кровь расцарапала. Ревновала страшно! Не к женщинам — тут он повода не давал или я об этих «поводах» ничего не знала... Мне, собственнице, было невмоготу делиться любимым мужем даже с коллегами и приятелями. Если после спектакля или съемки он не сразу ехал домой, а задерживался на фуршете-банкете — все, держите меня трое! Посмотрел бы кто со стороны — умер со смеху: девчонка, от горшка два вершка, кидается на взрослого дяденьку, а он, подняв руки вверх, испуганно бормочет: «Ну Танюрочка, ну чего ты?»
Следы от моих ногтей на лице Буркова увековечены в фильме «Печки-лавочки». На пробы к Шукшину Жора пришел вскоре после очередной семейной разборки, и как гримеры ни старались, скрыть царапины не удалось. Василий Макарович утвердил Буркова сразу, и кадры с проб вошли в картину.
Жора знал: чтобы избежать дома скандала, жену нужно чем-то поразить.
В фильме «Семейное счастье» он играл героя, который в финале падает в пруд. На дворе стояла поздняя осень, и у бедного Буркова зуб на зуб не попадал. Только он из речки вылез — выяснилось: пленку запороли, надо снимать заново. А какое у нас средство от простуды? Водка, конечно. Вторая попытка тоже оказалась неудачной. И третья. После каждой Жоре наливали. А по окончании смены они узким кругом решили еще где-то добавить — чтоб уж, значит, наверняка. Про «водно-водочные» процедуры мне поведал кто-то из администраторской группы картины: Жора попросил, чтобы позвонили жене и сказали, что он задерживается. Время к полуночи, а мужа все нет. Мечусь по комнате: вот только пусть появится — я ему покажу «добавить»! Разведусь, завтра же!
Раздается звонок. Лечу к двери как разъяренная фурия. На пороге Жора — в белом костюме, белых туфлях, в канотье и с тросточкой. Рукой в лайковой перчатке делает жест — вуаля! — «Вот он я! Весь в белом! А вы — в дерьме!»
