В театральной среде слухи распространяются быстро, и у «уморительной парочки из Станиславского» от приглашений не было отбою. Никто, конечно, напрямую не говорил: «Ребята, зовем вас, чтоб народ повеселить», но после второго или третьего тоста обязательно следовала просьба: «Жора, покажи собаку!» Свою оставшуюся в Перми дворнягу Бурков изображал так, что все падали со стульев. Пес, если верить хозяину, и впрямь был уникальным: справлял нужду в унитаз, запросто открывая и закрывая крышку, тщательно вытирал лапы о коврик, возвращаясь с прогулки, после еды промакивал морду полотенцем. Я же читала басню Крылова «Ворона и Лисица» от лица двоечника, где большинство глаголов заменяла на непечатные. Успех тоже был, но не такой оглушительный, как у Жоры.
Церемонию бракосочетания нам назначили на двадцать пятое июня. А недели за две до торжества из Перми приехала мама Жоры — знакомиться с будущей невесткой. Мария Сергеевна везла молодой семье ложки с вилками, постельное белье, полотенца и просила встретить ее на вокзале. Выйдя из вагона и увидев меня, она сначала остолбенела, а потом принялась причитать: «Жорочка, у тебя глаз, что ли, нет? Она же даже не ро?дит тебе никого! Неужели получше найти не мог? Папа же не переживет!»
К метро мать и сын шли впереди, я плелась сзади. Жора то и дело оглядывался, смотрел с мольбой: «Не обижайся, пожалуйста. Потерпи. Все устроится». Я в ответ понимающе кивала, но сердце готово было разорваться от обиды.
За обедом, ни разу даже не взглянув в мою сторону, Мария Сергеевна отчитывала сына за внешний вид:
— Артист, а ходишь как подпасок! Почему не носишь те штанишки, что я тебе сшила? В которых сейчас, ими только полы мыть! Вернусь домой, шляпу тебе пришлю. У нас продаются хорошие. Или хоть отцовскую — у него две. Настоящие-то артисты — все в шляпах.
Жора, улыбаясь, кивал:
— Хорошо, мама, как скажешь.
Допив чай, гостья отодвинула стакан и решительно хлопнула ладонью по столу:
— Значит, так, сынок, выбирай — или мы с папой, или она.
— Мама, ты не права...
— Даже и не говори мне ничего! Все равно мы ее не примем!
Жора встал за спинкой моего стула, положив ладони мне на плечи.
— Мама, я хочу, чтобы ты поняла и объяснила папе: я ее люблю.
— Да за что тут любить-то?! — в сердцах воскликнула Мария Сергеевна.
— Люблю, — повторил Жора, — и женюсь, что бы ты ни говорила.
