— Если бы вы все-таки встретились с отцом сейчас, как думаете, что он мог бы вам сказать?
— Думаю, был бы мною доволен. А чем быть недовольным? Я неплохо прожил жизнь — успешен, реализован.
— Исаак Осипович стал бы серьезно разбирать творческие вехи вашей жизни?
— Не думаю. Он не был склонен к скрупулезной критике. Знакомил меня с музыкой, очень красивой, например в пятилетнем возрасте я впервые услышал «Порги и Бесс» Джорджа Гершвина, которого он очень любил. Строгости от отца не припоминаю. Он не был ментором, не читал нотаций. Единственное, что мне было строго-настрого наказано, — я не должен был в школе или во дворе кичиться своим отцом. Он ко мне относился серьезно, как ко взрослому человеку. Когда мне как-то наскучило заниматься музыкой, отреагировал спокойно: «Не хочет — не надо, пусть с мальчишками играет в футбол — больше толку будет!» Видел, что музицирование доставляло мне мучения. Не нужно ребенка заставлять. Всему свое время, для меня оно наступило позже: когда уже не стало отца, я вернулся к музыке. Так же и я отношусь к своим детям: наблюдаю за ними, иногда сержусь — когда что-то в их жизни происходит не так, как мне хотелось бы. Потом говорю себе: стоп, почему должно происходить так, как считаю я? У них может и должно быть свое собственное мнение по этому вопросу. Так что не вмешиваюсь.
— В вашем случае гены взяли свое — на втором курсе консерватории увлечение театром, эстрадой привело к открытому конфликту с вашим педагогом, профессором Дмитрием Кабалевским. Почему он пытался вам помешать следовать своему пути?
— Он был убежден, имел принципиальную позицию: сначала нужно одолеть все высшие премудрости музыкальной академии, а потом заниматься чем хочешь. В некотором смысле он был прав, ведь я учился академической музыке. Вообще, мы все тогда полагали, что в любой профессии в первую очередь надо выучиться. Сегодня почему-то так не считается. Но меня действительно тянуло в театр, в семнадцать-восемнадцать лет я уже начал работать у Марка Розовского, создавшего знаменитую эстрадную студию МГУ «Наш дом». Там состоялись мои первые спектакли с эстрадными песнями и театральной музыкой. Живое общение с публикой приоткрылось мне очень рано. Считаю огромным минусом для творчества многих современных композиторов то, что они подолгу не имеют доступа к зрителю и слушателю, варятся в собственном соку в своих кабинетах. Мне повезло с раннего возраста узнать, что такое публика, как заставить ее плакать, смеяться, — это важное знание для композитора.
