Но я еще с института репетировала в Театре на Малой Бронной в спектакле «Лето и дым». С Анатолием Эфросом меня познакомил мой педагог Катин-Ярцев. Мне очень нравился этот спектакль, и до премьеры оставалась пара недель. Спросила у Гончарова: «Вы позволите мне сыграть у Эфроса?» Главный режиссер с жаром стал предлагать весь репертуар, лишь бы я отказалась играть эту премьеру. Поверила ему, но все это так и осталось обещаниями. А я никогда не умела просить, это не про меня...
Но не жалею, что пришла в Театр Маяковского. Четырнадцать лет там прослужила. Мне очень нравилась атмосфера, царящая в нем. Мы все жили дружно, горели на работе, без конца репетировали. Помню, как пришли к нам Виторган и Балтер и удивились: «А где интриги, сплетни? Даже странно!»
Меня поразила Наташа Гундарева, я не переставала ею восхищаться. Она знала наизусть все роли, которые ей нравились в репертуаре, и если вдруг заболевала актриса, могла без репетиции заменить ее на сцене. С Наташей мы как-то оказались рядом за столом на дне рождения Саши Фатюшина, с этого дня и сблизились. Ездили друг к другу в гости, она мне впоследствии помогала с квартирой. Года три дружили семьями.
Я по знаку зодиака Телец, абсолютно земной, рациональный человек с легким налетом цинизма. Очень спокойная, меня вывести из себя трудно, но если вдруг что, становлюсь не Тельцом, а Быком. Помню, как-то на съемки пришел актер в подпитии. Сидит у монитора и громко комментирует чужую игру. Хотя и мешает всем, но выгнать его никто не смеет.
«Вон вышел отсюда, слышь, ты!» — вдруг сказала ему я. Наступила тишина. Это прозвучало так неожиданно для него, что он повиновался. Потом неделю за мной ходил и извинялся. Я вообще человек неконфликтный, а тут меня прорвало.
Эта выдержанность очень помогла мне. Наш главный режиссер славился своей повышенной эмоциональностью. Андрей Александрович Гончаров не очень любил щукинцев. Нас было трое: Наташа Гундарева, Женя Симонова и я. Но с Наташей он так себя не вел, не повышал голоса. Она была, пожалуй, исключением из правил. А вот над Светланой Немоляевой Гончаров любил поиздеваться, «ввести ее в состояние», чтобы получить результат. Порой обращался с артистами как с крепостными. Очень многие не выдерживали его взрывного характера и уходили из театра.
Для спектакля « Жизнь Клима Самгина» мне одной не успели сшить костюм. На репетиции Гончаров стал кричать: «Где эта вахтанговская халда? Почему без костюма?!» Я была в шоке! Потом, со временем, научилась мысленно строить между нами стену. Стояла как памятник Дзержинскому и молча ждала, пока главный режиссер наорется и успокоится...
