— Ну что, вспомнили-таки текст?
— Никто и не забывал! — очень даже натурально оскорбился я.
— Хорошо, хорошо, — видимо, уловив мое крушительное настроение, вмешался один из членов комиссии. — Басню подготовили?
Басню тоже не дали прочесть до конца:
— Достаточно. Теперь танец.
Как же я надеялся, что обойдется, — хореография была моим слабым местом. Вздохнул тяжело:
— Танцевать не умею, разве что цыганочку.
— Давайте ее! — взмахнув ресничками, оживилась педагог по хореографии Ольга Всеволодовна Всеволодская-Голушкевич.
На испытание я прибыл в летней форме: отутюженных брюках-галифе, гимнастерке, пилоточке и входивших в комплект одежды для почетного караула генеральских сапогах. В этом щегольском облачении, выстукивая каблуками дробь и двигая плечами, пошел натиском на комиссию. Был уже у стола, когда услышал:
— Все, все, хватит!
Вызывали нас десятками, и аудиторию покидали тоже скопом. Возвращался на свое место с мыслью: «Ну все, опять провалился!» Когда наша десятка вышла в коридор, следом из аудитории просочился третьекурсник Алеша Кутузов, в числе других студентов приписанный к приемной комиссии в качестве помощника. Первым делом обратился ко мне: «У тебя все нормально. Одни пятерки».
Потом мы с Лешей очень подружимся и он введет меня в компанию ребят своего курса — Коли Караченцова, Жени Киндинова... А моими однокурсниками стали Таня Ицыкович (впоследствии Васильева), Нина Корниенко, Катюша Градова, Толя Васильев, Галя Беседина, Нина Маслова. Мы очень дружили, но после окончания Школы-студии почему-то ни разу не собрались, чтобы посидеть в ресторанчике, поговорить, вспомнить студенческие годы.
Для дипломного спектакля мастер курса Василий Петрович Марков выбрал чеховского «Дядю Ваню». Мне в нем достался Войницкий, жену профессора Серебрякова Елену Андреевну, в которую влюблен мой герой, играла Катя Градова, а доктора Астрова — Толя Васильев. На дипломные постановки Школы-студии МХАТ ходили главные режиссеры всех театров — прикидывали, кого из выпускников можно взять в труппу. Ефремов к началу опоздал и пробирался в зрительный зал через кулисы, в одной из которых стоял я, готовясь выстрелить из пистолета в профессора Серебрякова. Не распознав в темноте, кто крадется, сердито шикнул: «Давай, давай отсюда! Быстрее!» Понял, что приструнил не кого-нибудь, а худрука «Современника», только когда Олег Николаевич занял место в первом ряду.
А на другой день получил от него предложение поступить в труппу самого передового и необычного театра, на спектакли которого рвалась вся Москва. Одной из первых постановок, где вышел в массовке, была «На дне» по Горькому. Ползая по нарам бессловесным обитателем ночлежки, неотрывно наблюдал за Далем, потрясающе игравшим Ваську Пепла. Через несколько лет эта роль перешла ко мне, что-то в ней получалось, но до уровня Олега я все равно недотягивал.
