Я и раньше занимался духовными поисками, изучал разные религиозные традиции. Интересовался и буддизмом, и индуизмом. Моя мама была знакома с профессором Василием Бродовым — ученым-индологом и йогином, одним из авторов нашумевшего фильма «Индийские йоги — кто они?». Посмотрев его, я начал делать упражнения хатха-йоги. Они очень помогли, когда надо было восстанавливать руку после травмы.
Прошло много лет, мой сын уже жил на Соловках, и наместник Спасо-Преображенского монастыря как-то попросил меня провести творческую встречу с насельниками. И поинтересовался, какую тему возьму. «Давайте расскажу, как пришел к Богу», — предложил я. Он одобрил.
На следующий день после выступления я спросил благочинного (второго человека в монастыре), понравился ли ему вечер. Отец Ианнуарий ответил: «Все прошло хорошо, но некоторых вещей касаться не стоило. Например ваших занятий йогой. Для монастыря эта тема совершенно неприемлема». Я был удивлен. Никогда не занимался йогой как учением духовным и относился к ней компромиссно — как к системе физических упражнений. Со временем осознал, что отец Ианнуарий прав.
В вере, как и в любви, все открывается не сразу. Но когда открылось, ты уже не можешь жить по-прежнему. Прекрасно помню, как начинал ухаживать за своей первой женой Таней. Меня к ней тянуло, но я не знал, люблю ли ее. А в один прекрасный момент вдруг появилось четкое понимание, что люблю. Как будто снизошло некое знание свыше.
Надо сказать, что на протяжении жизни мое религиозное чувство принимало весьма причудливые формы. В старших классах школы я, например, любил зайти в Музей Ленина. Там был зал, где показывали хронику с участием вождя. Я смотрел ее с трепетом. К Ильичу испытывал религиозное чувство. Позже, когда уже работал в картине «До свидания, мальчики», многое знал о сталинском времени, но по отношению к Ленину продолжал питать романтические иллюзии. До конца не осознавал масштабов и трагедии этой личности.
Когда сейчас смотрю фотографии, сделанные в последние годы его жизни, вижу, что он просто демон какой-то. Коммунисты обожествляли своего вождя, его мощи, если можно так сказать, до сих пор лежат на Красной площади. Но в Мавзолее я как раз никогда ничего не чувствовал...
— Когда решили креститься, жена вас поддержала?
— Она сама как-то сказала: «Давай покрестимся». Танина родственница прислуживала в одном храме и договорилась по блату со священником, чтобы провел обряд без записи паспортных данных в церковной книге. Крестились мы с Таней в храме у метро «Сокольники». Когда вернулись домой, сели пить чай, и на душе было так благостно и празднично.
Я к тому времени был уже заместителем секретаря парткома по идеологии Театра Моссовета. Партийным стал по собственной воле — никто не заставлял.
Как-то пришел в Театр Вахтангова (когда у них был выходной, Театр Моссовета играл там два своих спектакля — «Миллион за улыбку» и «Ленинградский проспект») и узнал из разговоров коллег, что один наш актер, человек не очень приятный, собирается вступать в партию. Подумал: «Ну вот, они теперь там соберутся в своем парткоме, и житья нам не будет. Может, мне тоже пойти, чтобы как-то их разбавить?» Такая была спонтанная реакция. Я понимал, что некоторые партийцы просто вешают всем лапшу на уши, прикрывая этим свои корыстные интересы. Посоветовался с Таней. Она поддержала.
