Оказавшись в полной растерянности, рассказала о своей проблеме таксисту, и он привез меня в отделение милиции. Долго пыталась объяснить, что ищу больного мужа, вечность ждала на стуле в коридоре... Какие-то люди отвезли в общежитие МВД, указали на одну из кроватей: «Здесь переночуете, а завтра с вами встретятся». Я все время твердила: «Пожалуйста, отвезите меня к Талгату, ему нужна моя помощь». Помню, как приехал Линас Йовайша, главный врач одной из городских клиник, тоже знакомый по Беруни. Он меня обнял, а я продолжала биться:
— Линас, пожалуйста, вдруг ему нужна кровь? А может, сердце? Возьмите мое.
Он крепко прижал меня к себе:
— Успокойся, ты ему уже ничем не поможешь.
Наутро меня повезли, как потом поняла, в Следственный комитет. О чем-то долго расспрашивали, сообщили, что Талгата нет в живых. Объяснять ничего не стали, да это было и бесполезно — меня буквально оглушило. В памяти остались одни обрывки: носилки, шприцы, скорая помощь... На требования отвезти немедленно к Талгату, крики, что имею на это право, сказали: «Нужно купить одежду вашему мужу, тогда мы вас пустим».
Жила я в квартире Линаса Йовайши и его супруги Гедре, которые забрали меня к себе, и я очень благодарна этой семье — только они не побоялись со мной общаться. Линас отвез в магазин, и я, зная, что нравится Талгату, какие цвета, выбрала ему одежду. Линас ее взял, вошел в какое-то здание, я долго ждала. Потом наконец впустили и меня. Время замедлилось как в рапиде: долго-долго приближалась к человеку, лежащему в одежде, которую мы купили. Подошла, наклонилась, увидела почерневшие распухшие руки. Когда посмотрела в лицо, поняла, что это не Талгат, и закричала: «Это не он! Вы ошиблись, обознались!» У меня появилась надежда...
Но потом я вгляделась в брови, которые так часто расчесывала, что знала каждую непослушную волосинку. Увидела лоб, какого больше ни у кого не было, и до меня начала доходить страшная правда. А не узнала я мужа, потому что у него не было лица: ни носа — он был вбит внутрь черепа, ни рта — так был разорван, ни глаз. Одно сплошное месиво, которое пытались замазать гримом.
Видимо, я потеряла сознание, потому что очнулась только в машине. Линас начал говорить, что поможет перевезти тело в Ташкент для достойных похорон. Но я сразу сказала, что не дам никому увидеть Талгата ТАКИМ! Пусть запомнят его красивым, цветущим, сильным, улыбающимся. Мы отвезли тело в Каунас и кремировали.
К этому времени мне осторожно рассказали, что произошло и кто в этом повинен. Талгата забили до смерти, как потом выяснится, двенадцать человек. Но «своих» литовцы потихоньку выпустили под благовидными предлогами, под стражей оказались два азиата — Абай и Мирза и трое русских — Пестрецов, Седов и Бушмакин.
Единственное, что оставляло меня в живых в те страшные дни, — дикая, необузданная ненависть к этим людям. В крови пульсировала жажда мести. Умереть убийцы Талгата должны были в тех же мучениях, которым подвергли его. Я была просто одержима. Знала, что сделаю все хладнокровно, и будь что будет. О дочери позаботятся родные люди — мои родители.
