Спустя несколько месяцев после ухода Толи режиссер Виктор Титов предложил небольшую роль в картине «Отпуск за свой счет». На съемки ехала в одном купе с Людмилой Гурченко, своей давней знакомой. Первый раз мы пересеклись еще в конце пятидесятых — на фильме, название которого не помню, но выпускала его Студия имени Довженко, и нас с Люсей поселили вдвоем в номере одной из киевских гостиниц. Меня очень удивляло ее обыкновение, встав утром с постели, первым делом красить ресницы. Без этого жизнь у нее просто не начиналась.
Потом мы встречались еще на нескольких картинах, в том числе на «Старых стенах», положивших начало возвращению Гурченко в кино. Я бывала у Люси в гостях в районе Маяковки, где хозяйка показывала наряды, которые сама придумала и сшила, картины, которыми украсила стены, «авторские» занавески.
И вот мы едем в поезде. Я молчу, погрузившись в тяжелые мысли, а Гурченко горячо, на сильных эмоциях рассказывает о мужчинах, которые не оправдали ожиданий: и этот ее предал, и другой, и третий. Два часа я слушала жалобы, а потом тихо сказала:
— А у меня муж умер...
Люся сразу замолчала, пристально посмотрела мне в глаза и виновато проронила:
— Прости. У тебя горе, а я со своими мужиками!
Что бы о Гурченко ни говорили, она была душевным, тонким человеком.
В начале девяностых в руководство театром пришли совершенно далекие от кино, но страстно заинтересованные в коммерческой прибыли люди, при которых труппа мгновенно разделилась на два противоборствующих лагеря, готовых сожрать друг друга. Участвовать в грызне я категорически не хотела, поэтому тихо уволилась. Отсутствие работы не пугало — я уже давно все свободное время проводила в Успенском храме Новодевичьего монастыря и в храме Христа Спасителя, куда нашего настоятеля отца Михаила назначили ключарем. Вместе с другими женщинами помогала чем могла, даже полы мыла. И ничуть не мучилась страхами: а вдруг меня кто-нибудь узнает.
Однажды семейная пара, с которой я давно приятельствовала, попросила отвести их дочку в воскресную школу при Новодевичьем монастыре. Девочка после первого занятия ходить отказалась, а я осталась на сорок лет. Учила детей читать стихи, ездила с ними и родителями по святым местам: в Дивеево к Серафиму Саровскому, в Оптину пустынь, в Новый Иерусалим. И к каждому Рождеству готовила большое красочное представление, которое показывали в храме. Несколько лет назад отказалась — силы уже не те, но в этом году с Божьей помощью попробую сделать еще одну постановку — напоследок.
