— Сломали меня лошади, вот что! Вся жизнь наперекосяк! Да, казак, да, предки не слезали...
Купив сомнительных беляшей, мы расположились в укромном местечке, еще выпили по чуть-чуть, и Евгений Семенович поведал историю своих отношений с лошадьми, притом в лицах, так что у меня было ощущение, что сижу в кино.
Герой шолоховской «Поднятой целины» Макар Нагульнов, только что исключенный из партии, лежал в полнейшем отчаянии на кургане, поднося наган к виску и шепча: «Застрелюсь... А революция от этого не пострадает... Мало ли за ней народу идет?..» Вдруг доносятся до его слуха крики из хутора. Макар понимает — казаки, у которых отобрали хлеб, бунтуют. Вскакивает на коня и галопом мчится на колхозное подворье...
Отрепетировали сцену эту очень удачно — Матвеев проносился галопом с полкилометра, врывался в толпу хуторян и орал что было мочи: «Семь гадов убью, а уж тогда в амбар войдете!» Окружающие были в восторге. Не догадываясь о том, что артист скакал на коне впервые в жизни.
За несколько месяцев до съемок Михаил Александрович Шолохов спросил Матвеева:
— В седле сидишь хорошо?
— Да я на лошади родился, Михал Саныч! — выпалил Матвеев.
— Врешь лихо, значит, будешь ездить, — сказал Шолохов, как бы давая путевку молодому актеру.
И вот съемка. Макар Нагульнов скачет на гнедом скакуне. Но метров за десять до камеры конь неожиданно шарахается в сторону — Матвеев падает, и взбешенный конь еще полсотни метров волочет по земле актера, нога которого застряла в стремени.
Подняли, отряхнули, повели, поддерживая с двух сторон, усадили на режиссерский стул.
— Ты зачем сапог засунул, твою мать, в стремя до каблука? — ругался конюший. — Это первейший признак, что не казак на коне, а тюфяк!
— А почему конь взбрыкнул? — пытался оправдываться Матвеев.
— Почему, почему? Испугался! Ламп понавключали, светопреставление просто! А эта коняга в лесной глуши егеря возила!
Лошадь решено было до вечера приучить к осветительным приборам, съемки перенести на завтра.
Матвеев рывком встал со стула режиссера — и тут же рухнул. Повезли в районную больницу, там ответили, что электричества нет, а при керосиновой лампе такую сложную операцию делать они не берутся. Отправили в Москву, в ЦИТО. Там ему вырезали два порванных мениска в левом колене. Боль в спине осталась, но постепенно Матвеев свыкся с ней, как с радикулитом.
Однако конная феерия в жизни Евгения Семеновича на этом не закончилась. В СССР с колоссальным успехом проводились гала-концерты «Товарищ Кино» с участием известных артистов. Организаторы такого мероприятия на Украине долго упрашивали Матвеева промчаться в гриме Макара Нагульнова по стадиону на тачанке, но он даже слышать об этом не мог. Все же уговорили. Вечером посмотреть представление приехало высшее партийное руководство.
Лошади почти с места, как только включили прожектора, понесли, трибуны орали, вопили, на повороте у тачанки отвалилось колесо, она перевернулась несколько раз — Матвеев пролетел метров десять и грохнулся об асфальт.
Думали, перелом позвоночника и смерть. Но выжил! Месяц пролежал в обкомовской больнице в Николаеве, потом в Институте курортологии и физиотерапии в Москве. Ноги и руки не двигались, при попытке шевельнуться от боли в позвоночнике Матвеев терял сознание... Письма шли со всех концов необъятного Союза: поклонницы предлагали травы, корни, разные снадобья, а также мечтали стать его сиделками и поводырями.
— Красивая такая, статная хохлушка у меня дежурила, — вспоминал Матвеев.
