— спрашивает.
— Сдрейфил, Филипп Тимофеевич, — говорю. — Вот как, например, быть с его «гэ»?
— А что? Играя Ленина, актеры картавят — и ничего.
— Так Ленин же не слышит этого! А мой — услышит и увидит. Я так понимаю: если что случится, то вы в сторонке, а мне отдуваться?
— Правильно понимаешь, ты художник, творец. А я кто? Всего лишь чиновник.
Он позвонил в ЦК, попросил референта Брежнева Евгения Матвеевича Самотейкина встретиться со мной, ответить на вопросы.
Подчеркнул, что актеров на роли в картине утверждал лично Михаил Андреевич Суслов.
Я пришел в ЦК. Пили чай с сушками, говорили — референт Брежнева оказался очень милым человеком.
— Если бы мне пришлось играть большую роль, — объяснял я, — то распределил бы черты характера, привычки, эмоциональные особенности своего персонажа по всей длине роли, выстроил бы ее. А тут роль эпизодическая, то есть сразу требуется попасть в десятку, выявить в персонаже главную особенность характера. Вот каким прилагательным вы бы определили Брежнева, но только одним?
— Добрый! — ни секунды не раздумывая, ответил Самотейкин. — Он очень добрый человек — это и есть главная черта характера Леонида Ильича Брежнева.
— Но в чем проявляется его доброта?
— пытал я.
— В сентиментальности. Острой чувствительности.
И неожиданно предложил взглянуть на кабинет Брежнева. Мы прошли в приемную. Молодой человек, видимо дежурный, сидел у маленького черно-белого телевизора, смотрел хоккей СССР—Канада. Большой цветной в углу был выключен. Я спросил почему, на что он ответил: «Да барахлит чего-то!» Помню, подумал: «Надо же, и тут барахлит?!»
Вошли в кабинет, весьма скромный, весь в книгах, каких-то картах, диаграммах, на столе кусок руды, подшипники, металлическая трубка...
Я обратил внимание на двухтомник воспоминаний маршала Жукова, попросил разрешения полистать и увидел закладки и пометки, сделанные референтом и самим Брежневым.
— Леониду Ильичу нужны были подтверждения некоторых тезисов его доклада, — объяснил Самотейкин.
Я спросил, как можно мягче, деликатнее конечно, почему такой беспорядок в кабинете.
— Он привык так работать. И никому не разрешается даже притрагиваться к вещам, уборщица лишь пыль вокруг сметает. Память у Леонида Ильича прекрасная. Всегда помнит, что и куда положил, помнит даты, имена, встречи, множество стихов, очень хорошо их читает.
