пропал. Пришел один раз, уже после операции, посмотрел на меня и сказал: «Да, Светуля, тебе конец. Слушай, я, пожалуй, на Кипр съезжу, отдохну. Так устал!» Была в шоке, даже не нашлась, что сказать. Две недели не просыхала от слез. Днем еще держалась, а ночью рыдала в подушку. Пыталась звонить, но Георгий не брал трубку. А мне ведь надо было найти сиделку, дочке — няню. Хорошо, Валера помог. Но я так любила Георгия, словно глаза кто-то застил. Даже не было в мыслях его выгнать.
Выписалась через две недели. И Георгий меня тут же «продал» на концерт. «Тебе же нужны деньги, — сказал он. — Не волнуйся. Я все организую». Деньги действительно были нужны. Операция и имплантаты влетели в копеечку.
На концерт поехала на «скорой», потому что могла только стоять или лежать. Врачи запретили сидеть. Ходить при шлось учиться заново. Ноги долго были «ватными», осо бенно правая. И до сих пор она иногда немеет в неподвижном положении, например в машине в пробке.
После удачного «дебюта» Георгий тут же отправил меня на следующий концерт — за пятьсот километров от Москвы. Сам не поехал — послал вместо себя сиделку, которая у нас жила. Он мною вообще не занимался. Приходил домой, ел и шел в спальню. Незадолго до того, как меня парализовало, я купила специальную высокую кровать, потому что на низкой с моей спиной было неудобно. Теперь на ней блаженствовал Георгий, а я спала на диванчике в кухне-гостиной. Оттуда было проще доковылять до ванной, и любимого не нужно беспокоить.
Он меня как будто не замечал, а я не хотела вымаливать внимание и любовь.
Иногда не выдерживала и срывалась, кричала, плакала. Георгий только пожимал плечами и называл истеричкой. Однажды позвонил моей маме: «Света стала очень нервной. По-моему, ее надо положить в клинику».
Мама от меня это скрыла, рассказала, когда мы с Георгием уже расстались: «Знаешь, Светочка, я была в ужасе, но не хотела тебя травмировать. И вмешиваться в ваши отношения не считала возможным. Хотя меня так и подмывало спросить: «Георгий, вы предлагаете положить Свету в психушку? Где же ваша великая любовь?»
Я пожалела, что мама не вмешалась, не сказала: «Света, опомнись. Ты тешишь себя иллюзиями.
Этот человек тебя ни в грош не ставит». А я никак не могла избавиться от очередного миража.
Хотя надо отдать должное: Георгий вернул меня к активной концертной деятельности. Начало нашего романа пришлось на кризис 1998 года. Выступлений практически не было. А он потихоньку стал их организовывать. Сначала пела в клубах, потом стала ездить по стране. Деньги первое время зарабатывала совсем смешные. Помню, мы жили на триста долларов в месяц. Экономить приходилось буквально на всем. Зато никогда не чувствовала себя такой счастливой, как в то голодное время. Рядом со мной был любимый человек и наша дочка Алиса.
Первого сентября 2007 года она пошла в первый класс. Я еще передвигалась с палкой. Георгий заявил: — В школу с тобой не пойду.
— Потому что хромаю?
— Потому что ты истеричка.
Давай лучше мы с Кучерой отведем Алису.
Оскар его друг. Я спрашиваю:
— Зачем?
— Это поднимет статус девочки в школе.
— И как это будет выглядеть? Словно парочка «голубых» привела ребенка в первый класс?
Он надулся, я пошла с дочкой одна. У Алисы тогда еще была няня, и ее муж довез нас на машине. На четвертый этаж, где располагался класс Алисы, поднялась с большим трудом.
А Георгий уехал. С Кучерой на гастроли. Вернулся и собрался в Таиланд:
— Ты поедешь со мной?
— Нет, конечно! Как я могу бросить ребенка посреди учебного года?
— Ну ладно, я один тогда съезжу.
И так все время — один, сам по себе. Георгий постепенно меня бросал. Уходил, возвращался и снова уходил. Как будто отплывал от берега на лодке и смотрел назад: «Ну как, можно двигаться дальше? Нет, кажется, еще рано». Возвращался, а потом снова уплывал, подальше, и снова смотрел. И с каждым разом удалялся, удалялся…
Я понимала, что теряю его. Но не могла сказать: «Уходи». Все восемь лет, пока мы были вместе, видела один и тот же сон — как Георгий меня бросает.
