Сначала наутро, чтобы прийти в себя, было достаточно стакана пива, потом стакана водки, потом бутылки, потом, чтоб захорошело, выпить надо больше, чем выпил в последний раз.
Так пьешь-пьешь-пьешь, пока не теряешь сознания. Приезжает «скорая», давление двести тридцать на сто пятьдесят, носом кровь, везут в больницу, ставят капельницу. Ты лежишь долго-долго-долго, тебя, беспомощного, тащат, девицы ставят то клизмы, то гуж в детородный орган, потому что у тебя спазм, все функции отказывают. И так это все унизительно! А после завершения запоя недели две мочишься кровью, какаешь и сморкаешься кровью, если чихаешь, из ушей капает кровь — она льется из всех дырок.
Поэтому Высоцкий считал, что человек, прошедший через этот кошмар, не может быть подлецом.
«Он алкоголик? — спрашивал. — Ну, он не может быть плохим человеком». К слову, в прошлой публикации я не то чтобы соврал, допустил неточность, сказав, что с Володей никогда не пил. И впрямь, даже когда мне необходимо было опохмелиться, я при нем терпел, не пил. Но была одна-единственная история за двадцать лет дружбы, когда мы вместе пили и страдали от похмелья. И то только потому, что случайно встретились, «развязав» порознь — я в Одессе, он где-то еще. Я прибыл в Москву по своей надобности и на Киевском вокзале столкнулся с Высоцким. Он был с Таней Иваненко, она как раз пыталась вывести его из запоя. Володя шепнул мне: «Возьми два билета на Одессу потихоньку и жди у поезда».
Я послушно взял, стою, жду, плюнув на свои дела в Москве.
Так часто бывало. Стоило ему позвонить: «Старик, замучился, в Ташкент хочу» — я бросал все, летел в Ташкент, мы ходили по базарам, выходили из запоя. Я из-за Володи готов был на все, даже убить, если надо.
Высоцкий вскочил в вагон запыхавшись — сбежал от Тани, сказал, что в туалет, и смылся. Всю дорогу пили дико. Приехали в Одессу, прямо с вокзала — в аэропорт, лететь в Кандалакшу. Зачем? Володя захотел. Срочно проведать своего друга, известного золотоискателя. У меня с собой — полный карман постановочных за «Опасные гастроли», но Володя жил при коммунизме, деньги ему были не нужны. Он подходил к самолету и говорил:
— Я — Высоцкий, мне надо в Кандалакшу.

Пилоты брали под козырек:
— Садись, Володя, — проводили нас в свою кабину, и мы летели, куда хотели.
Дальше было так. Просыпаюсь, смотрю — чужая квартира. Я: «Ау, ау!» — никого. Рядом табуретка, на ней водка, закуска. Опохмелился — полегчало. Смотрю — моя выглаженная рубашка, брюки. Лезу в карман — денег стало меньше, но в принципе на месте. Открыл шкаф — там генеральский мундир. Ничего не понимаю: где я? Звоню ноль-семь, спрашиваю:
— Это какой город?
Мне:
— Пить меньше надо!
Смотрю в окно, машина едет, написано «Волгоград-хлеб». Как я мог оказаться в Волгограде?
Летели же в Кандалакшу. Я еще накатил, повеселел, стал вспоминать.
Вспомнил, что в самолете Володя с пилотами квасил, а я не пил, понял, что надо его как-то контролировать. И до Кандалакши долетели-таки, но про золотоискателя и не вспомнили. Мы оба в рубашечках с коротким рукавом и в ботиночках на тонкой подошве, а в Кандалакше — минус двадцать. Следующий самолет — через три дня. За девять часов полета я в себя кое-как пришел, чего нельзя было сказать о Володе, но куда нам деваться — не представлял. Сели в такси, я скомандовал: «На телевидение». Все телевидение местное — две комнатушки, вошел, назвался, никто даже головы не поднял. Говорю: «Внизу в машине — Высоцкий». Все подскочили с вытаращенными глазами: где? — и бегом вниз. И тут же скатерть- самобранку расстелили — бутылки, закуски...
А вот дальше — смутно все. Видимо, и я пил, и видимо, все три дня до следующего самолета: как-то же и куда-то мы из этой Кандалакши вылетели? Где были — трудно сказать, непонятно, как вообще выжили.
Сижу, значит, в этой волгоградской квартире, пью, закуски — полный холодильник, сплошной дефицит, в жизни ничего подобного не видел. Наконец открывается дверь, входит потрясающее молоденькое создание в форме стюардессы, смеется: «Ну, как ты?» Обнимает и целует так, что я понимаю: между нами было. Ничего не помню. Совсем. Виду не подаю, начинаю выпытывать аккуратно, чтобы не обидеть. Оказалось, что генеральскую дочь зовут Лина, папа — директор секретного тракторного завода, который заодно еще и танки выпускает. В самолете мы с Володей из двух стюардесс оба выбрали ее, стали клеиться.