— Рома, он очень хочет помириться. Помирись, пожалуйста.
— Да пошел он! — говорю.
— Ну пожалуйста.
Позвал его, Сергей обнял меня: «Не стал бы с тобой мириться, если б не знал, что через год меня посадят». Мама родная... через девять или десять месяцев его посадили.
За Параджанова пытались вступиться известные люди. Андрей Тарковский с Виктором Шкловским написали письмо в его защиту, я за этим письмом летал в Москву за несколько дней до суда, потом отвез письмо в Киев в прокуратуру. Заступничество не помогло.
Через год как Сергея посадили, с друзьями поехал к нему на зону. В письмах он рассказывал о трудностях и ужасах пребывания там, а когда встретились, создалось впечатление, что это мы сидим за решеткой, а он нас посетил. Шутил, хохмил... Навещали мы его тайком, чтобы органы не узнали, ребята очень просили меня, болтуна, никому не говорить о поездке, а я, дурной, когда вернулся, всем разболтал.
Позднее, в Париже, узнал, что Параджанова, тяжелобольного, на личном самолете Франсуа Миттерана доставили во Францию на лечение. Звоню тому, кто был с Сергеем, спрашиваю, можно ли с ним повидаться. Мне отвечают: «Он спит. Все время спит со вчерашнего дня». Звоню на следующий день — опять спит, на третий — говорят, что его уже везут в аэропорт, спящего: сделали обезболивающие уколы с сильным снотворным эффектом. Спустя несколько дней включаю телевизор — рассказывают про Сергея. Набираю номер друга и слышу: французы сообщили о смерти Параджанова. Прилететь проститься с ним в Ереван я не смог: виза во Францию у меня была одноразовой. Но в память о мастере сделал фильм «Ночь в музее Параджанова».
— Вы говорили, что Параджанов был вам как отец. Вы у него чему-нибудь научились?
— Непосредственно он никого ничему не учил. Но мог посмотреть какой-нибудь фильм и потом рассказать его по-своему: «Вот если бы так было!» Я смотрел: елки-палки, действительно. Ему можно было предложить этюд на любую тему, да хоть «Балаян и стул» — и он тут же сочинял небольшой, на минуту-две, фильм. У многих режиссеров ушло бы на это дней пять, а у Параджанова — секунды. Способность импровизировать я, видимо, у него перенял. Все в нем как-то влияло на других. Мы часто встречались, у него дома каждый день собирались компании, приходили художники, архитекторы, литераторы. Киношников, кстати, было меньше всех.
— Как ваша режиссерская жизнь сочеталась с семейной? Вы уже были женаты?
— Да, в Киеве женился. Увидел в ресторане красивую девушку (она, правда, была с молодым человеком) и пригласил на танец. Попросил номер телефона и чуть ли не ежедневно названивал — на свидание звал. Наташа согласилась только через месяц или два: наверное, поссорилась с другом и захотела развеяться. Училась в киевском музыкальном училище, на скрипке играла, на фортепиано. Вела занятия в студии, зарабатывала. Когда мы поженились, домом целиком стала заниматься она, и дети были на ней. Фильмы я снимал по большей части в экспедициях, как многие режиссеры: уезжал подальше от глаз начальства, требовавшего показывать каждые сто метров отснятой пленки. Семью по несколько месяцев не видел.
— Вы по-прежнему могли на улице подраться?
— Для меня в драке важно было ответить, а побили, не побили — дело десятое. На дуэли шли прежде всего защищать честь. Вот и я обидчикам не спускал. Из-за жены дрался. У нас на Кавказе никто матом при женщинах не ругался, а тут идем с ней по Киеву, какие-то ребята матерятся. Одергиваю:
— С ума сошли?!
В ответ:
— Ах ты!.. — и понеслось.
Или (мы еще не поженились) вышли из ресторана, ждем троллейбус, два парня рядом отираются. Один, глядя на мою Наташу: «А коза-то неплоха...» Я переспросил, он нагло ответил, я ударил. Тут откуда ни возьмись появилась куча парней. Человек десять, как потом Наташа рассказывала. Я был опытным драчуном, знал, что главное в драке — не упасть, стоять спиной к стене или отбегать и встречать противников по одному. Наташа металась между нами и кричала: «Перестаньте! Как вам не стыдно?! Что вы делаете?» Я, перебежав на другую сторону улицы, попытался сорвать толстую ветку, но не смог: дождь недавно прошел и ветка была скользкой, только руки расцарапал. Засунул их от боли в карманы пальто, иду двоим из ватаги навстречу. Они:
